Станислав Владимирович вздохнул. Дочь по-своему поняла этот вздох. Отец уже стар, одно воспоминание о прошлом повергает его в печаль, мучит его. В конце концов она тоже виновата. Раньше, в детстве, была значительно ближе к нему, чем сейчас. За последние годы ни разу не делилась с отцом своими радостями и сомнениями, не сказала о своем отношении к Николаю Ивановичу, к Владимиру. А он ведь все замечает, не может не замечать, — отец.

«Так нельзя... некрасиво скрывать от отца. А спросит, зачем скрывать? Не лучше ли сказать ему правду? Ведь он не даст плохого совета».

Решение пришло неожиданно и, как все неожиданное, заставило сердце забиться чаще.

— Папа, — промолвила Галинка громко и тут же умолкла.

Станислав Владимирович встряхнул головой, наклонился к дочери. Галинка смотрела на отца и не могла решить — говорить или не говорить ему о своих переживаниях.

— Ты о чем-то хотела спросить, — тихо напомнил отец. Взял нежную руку дочери в свои ладони.

Отступать было некуда. Да и зачем, если пришел подходящий момент. А сердце почему-то трепетало, как попавшая в сеть птица. Галина отвела глаза в сторону: так но крайней мере легче признаваться, нужно только начать.

Станислав Владимирович ждал.

— Я хотела спросить, почему тебе не нравится студент Пилипчук?

— А для тебя это очень важно? — в свою очередь поставил вопрос отец.

— Да! — ответила Галина не колеблясь.

После этого они умолкли, казалось, что оба прислушиваются, как шумит наверху ветер. Обоим хотелось и не хотелось продолжать не совсем деликатный разговор. Но вот Станислав Владимирович вынул платочек, откашлялся, пошел в наступление:

— Почему это так для тебя важно?

В его голосе уже звучали скрытые нотки иронии. Чувствовал, что поймал дочь на слове, что теперь она непременно должна раскрыть свою тайну. Да, да! Станислав Владимирович чувствовал себя вроде охотника, а пойманной птичкой была сейчас Галинка.

— Мне уже двадцать четыре, папа, — с упреком промолвила дочь. — А ты все еще думаешь, что я маленькая девочка. Не так ли?

Ему приятно было, что дочь перешла в наступление, обороняться теперь уже должен он сам. Главное — выдержка. Да, да! Именно выдержки ему часто недостает в беседах с Калинкой, да и не только с нею.

— То, что ты уже взрослая, я заметил давно, хотя с некоторым запозданием.

— Почему с запозданием? Как это понимать? — вырвалось у дочери.

В голосе отца Галинка улавливала юмор. Это свидетельствовало о хорошем настроении. В такие минуты отец становится добрым, искренним. Теперь она может с ним говорить и о своих переживаниях — он поймет. А отец продолжал:

— Ты спрашиваешь, почему? Я не хочу кривить душой: с некоторых пор доцент Линчук стал неприятен мне. И было бы очень больно, если бы моя дочь, мой единственный цветок, стала его женой. Очень больно, Галинка!

Галине стало жаль отца. Может, она напрасно завела этот разговор. Отец разволнуется, а у него такое больное сердце.

— Папочка!

Галинка приникла к отцу, поцеловала его в щеку.

— Зачем такое говорить? Я никогда не стану женой Николая Ивановича. Теперь мне совершенно ясно, что это было увлечение. Ведь ты сам говоришь, что истину человек познает в сравнении. Не смотри так на меня! Не упрекай меня в легкомысленности. Я хочу быть хорошей, чистой, искренней. А почему не получается, сама не знаю.

На глазах девушки засверкали слезы. Она в самом деле разволновалась, ибо была убеждена, что своим теперешним отношением к Линчуку, к Владимиру заслуживает упрека. Ей казалось, что отец вот-вот насупит брови, скажет горькое слово о ее непостоянстве.

Станислав Владимирович погладил Галинке руку, утер своим платком ей слезы.

— Успокойся, моя хорошая, твое счастье еще впереди. Линчук тебе не пара — это верно. Я очень рад, что ты сама пришла к такому абсолютно верному выводу. Очень рад. Не потому, что Линчук мой враг...

— Он тебе не враг, — возразила дочь.

Отец выпрямился. Возможно, Калинка права, но все равно он ничего не хочет слушать о Линчуке. Этот зазнайка для него сейчас не существует.

— Пусть будет по-твоему, — промолвил он вслух после минутных колебаний. — Только ты ведь сама говоришь: Линчук тебе не пара. Не правда ли?

— Не потому, отец.

— Тогда говори яснее... — Сказал довольно резко и невольно испугался. — Безусловно, тебе виднее. А что касается меня, то я очень рад такому решению и не хочу вникать в его суть. Я его воспринимаю как факт. Приятный! Не буду кривить душой! Вот и все.