— Что случилось?

— Раненый просит воды.

— Иду.

Появилась хозяйка в нижней юбке и, передавая Мартину ночник, сказала:

— Посветите мне.

Они набрали воды и возвратились в залу. Войдя в альков, Мартин поднял повыше ночник, и при этом свет упал на лицо раненого и на его собственное лицо. Раненый взял в руки стакан, приподнялся, поглядел на Мартина и вдруг закричал:

— Так это ты? Негодяй! Разбойник! Хватайте его! Хватайте!

Раненый оказался Карлосом Оандо.

Мартин поставил ночник на столик возле кровати.

— Уходите, — сказала хозяйка. — Он бредит.

Мартин-то знал, что раненый не бредит; он вышел из

алькова и прислушался, не расскажет ли Карлос о нем хозяйке. Тот ничего ей не сказал. Хозяйка ушла. Мартин в своем алькове ждал. В зале у подножия алтаря он заметил багаж Оандо: сундучок и чемодан. Мартин подумал, что у Карлоса, возможно, хранится какое-нибудь письмо Каталины, и решил:

— Если этой ночью мне подвернется удобный случай, я вскрою сундук.

Случай не подвернулся. Часы должны были вот-вот пробить четыре, когда Мартин, закутавшись в плащ, направился к часовне Пуй. Карлистские солдаты проводили учение. Он явился в штаб дона Карлоса, показал полученное письмо, и его пропустили.

— Его величество принимают преосвященных отцов.

— Подите вы к дьяволу с вашими величествами и преосвященствами, — проворчал себе под нос Мартин. — По правде говоря, это не король, а один смех.

Он ждал, пока его величество освободится от их преосвященств, и наконец надменный Бурбон, со своим всегдашним видом хорошо питающегося человека, вышел из часовни в окружении свиты. Рядом с претендентом ехала верхом на лошади женщина, и Мартин предположил, что это, наверное, донья Бланка{169}.

— Вот король. Вы должны стать на колени и поцеловать ему руку, — сказал офицер.

Салакаин не ответил.

— И называть его «ваше величество».

Салакаин не обращал на офицера внимания.

Дон Карлос даже не поглядел на Мартина, тогда тот подошел к главнокомандующему, который и вручил ему подписанные бумаги. Салакаин проверил их. Все было в порядке.

В эту минуту какой-то монах обратился к войскам с речью, размахивая руками, как бесноватый.

Мартин незаметно отошел от часовни и пустился бегом вниз — в город. От мысли, что у него в кармане лежит его будущее богатство, он стал пугливее зайца.

В час, когда солдаты обычно строились на площади, Мартин пришел туда и, увидев Баутисту, шепнул ему:

— Зайди в церковь, там поговорим.

Они вошли в церковь и сели на скамью в темном углу.

— Вот тебе векселя, — сказал Мартин Баутисте. — И береги их!

— Они уже подписаны?

— Да. Надо сделать все, чтобы немедля выехать из Эстельи.

— Не знаю, удастся ли, — сказал Баутиста.

— Здесь мы в опасности. Кроме Качо, в Эстелье еще и Карлос Оандо.

— Откуда тебе это известно?

— Я его видел.

— Где?

— Он в моей гостинице, раненный.

— А он тебя видел?

— Да.

— Ясно. И она и он — оба тут! — воскликнул Баутиста.

— Как оба? Что ты этим хочешь сказать?

— Я? Ничего.

— Ты что-то знаешь?

— Нет, нет.

— Либо ты мне скажешь, либо я спрошу самого Карлоса Оандо. Что, Каталина здесь, в Эстелье?

— Да, она здесь.

— Правда?

— Да.

— Где?

— В монастыре Реколетас.

— В заточении! Откуда ты знаешь?

— Я ее видел.

— Ты ее видел? Какая удача!

— Да. Видел и говорил с ней.

— И это ты хотел от меня скрыть? Баутиста, ты мне не друг.

Баутиста стал уверять его в своей дружбе.

— А она знает, что я здесь?

— Знает.

— Как бы мне ее увидеть? — сказал Салакаин.

— Она обычно сидит возле окна и вышивает, а вечером выходит погулять в сад.

— Ладно. Я пошел. Если со мной что-нибудь случится, я попрошу этого сеньора, Иностранца, сообщить тебе. А ты разузнай, нельзя ли нанять экипаж, чтобы уехать отсюда.

— Хорошо.

— Да поскорее.

— Ладно.

— Прощай.

— Прощай и будь осторожен.

Мартин вышел из церкви, направился по Руа-Майор к монастырю Реколетас и несколько часов прохаживался возле монастырских стен, но Каталины все не было видно. Уже стало темнеть, когда ему наконец повезло — она выглянула в окно. Мартин поднял руку, Каталина, словно не узнав его, отошла от окна. Мартин весь похолодел; но тут она появилась снова и бросила почти к самым его ногам клубок ниток. Салакаин поднял его и обнаружил внутри записку, в которой прочел: «В восемь часов мы сможем немного поговорить. Жди у стены возле калитки». Мартин возвратился в гостиницу, пообедал с необычайным аппетитом и к восьми уже стоял возле калитки. Как только часы на церквах Эстельи пробили восемь, Мартин услышал два легких удара в калитку, он ответил такими же ударами.