— Это ты, Мартин? — спросила Каталина тихим голосом.

— Да, это я. Мы не сможем увидеться?

— Нельзя.

— Я уезжаю из Эстельи. Хочешь поехать со мной? — спросил Мартин.

— Да, но как выбраться отсюда?

— Ты готова сделать все, что я тебе скажу?

— Да.

— И следовать за мной повсюду?

— Повсюду.

— Правда?

— Даже на тот свет. А сейчас иди. Ради бога! Как бы нас не застали.

Мартин сразу позабыл обо всех подстерегавших его опасностях, отправился в город и, не заботясь о том, что за ним могут следить, пошел в гостиницу к Баутисте и в полном восторге заключил его в объятья.

— Послезавтра, — сказал Баутиста, у нас будет экипаж.

— Ты обо всем договорился?

— Да.

Мартин вышел от своего зятя, весело насвистывая. Когда он был уже возле своей гостиницы, его остановили двое стражников, которые, очевидно, следили за ним, и грубо приказали ему замолчать.

— Как! Разве свистеть запрещено? — спросил Мартин.

— Да, сеньор.

— Ладно. Я перестану свистеть.

— Если вы будете пререкаться — отправитесь в тюрьму.

— Я не пререкаюсь.

— Он еще спорить смеет! А ну, давай пошли!

Салакаин понял, что они только ищут предлога засадить его, и, терпеливо снося тумаки, которыми его щедро награждали, вошел в сопровождении стражников в здание тюрьмы.

Стражники передали Мартина в руки главного тюремщика, и тот провел его в темную каморку, где стояли скамья и глиняный кувшин с водой.

— Вот черт! — воскликнул Мартин. — Тут дьявольски холодно. А где же я спать буду?

— На скамье.

— Вы не могли бы прислать мне тюфяк и одеяло? Я бы постелил себе на полу.

— Если заплатите…

— Заплачу, сколько надо. Пусть принесут тюфяк и два одеяла.

Тюремщик вышел, оставив Мартина в потемках, и немного погодя вернулся с тюфяком и одеялами. Мартин дал ему дуро, и ублаготворенный тюремщик спросил его:

— А что вы такое натворили, что вас сюда привели?

— Да ничего. Шел по улице, думал о своем и насвистывал. А стражник мне говорит: «Свистеть нельзя». Я замолчал, и тут вдруг ни за что ни про что меня поволокли в тюрьму.

— Вы не оказывали сопротивления?

— Нет.

— Тогда вас, наверное, за другое взяли.

Мартин сказал, что и ему это кажется. Тюремщик пожелал спокойной ночи, Салакаин любезно ответил и улегся на полу.

— Здесь я в такой же безопасности, как в гостинице, — сказал он себе. — Что там я у них в руках, что здесь — один черт. Надо спать. Утро вечера мудренее.

Хотя в голову ему лезли всякие мысли, он все же заставил себя уснуть и хорошо отдохнул.

Проснувшись, Мартин увидел солнечный луч, который падал из окна под потолком и освещал жалкую каморку. Он постучал в дверь и, когда появился тюремщик, спросил его:

— Вам еще не сказали, за что я сижу?

— Нет.

— Так, значит, меня будут держать в тюрьме без всяких оснований?

— Может быть, ошибка какая вышла.

— Да, это, конечно, хорошее утешение.

— Мало ли что бывает на свете? Да здесь ведь с вами ничего не случится.

— А сидеть в тюрьме — это, по-вашему, пустяк?

— Тюрьма никого не позорит.

Мартин прикинулся боязливым и робким и спросил:

— Вы принесете мне поесть?

— Да. Проголодались, а?

— Еще как!

— Небось тюремный харч есть не станете?

— Нет.

— Тогда сейчас вам платный обед доставят. — И, весело напевая, тюремщик вышел.

Мартин съел все, что ему принесли, растянулся на полу, завернувшись в одеяло, и после короткого отдыха встал, готовый принять решение.

— Что же можно сделать? — спросил он себя. — Подкупить тюремщика? На это надо много денег. Вызвать Баутисту — значит подвергнуть его опасности. Ждать, пока меня выпустят, — значит обречь себя на вечное заточение или на пребывание в тюрьме, по крайней мере, до конца войны… Надо бежать, другого выхода нет.

С этим твердым убеждением он стал обдумывать план побега. Выйти через дверь трудно. Она не только прочна, но еще и заперта снаружи на ключ и засов. А кроме того, если бы даже выпал счастливый случай и удалось выйти через дверь, то пришлось бы еще пробежать по большому коридору, а потом по лестнице… Это невыполнимо.

Остается окно. Единственный возможный путь.

— Интересно, куда оно выходит? — подумал Мартин.

Придвинул к стене скамью, взобрался на нее, ухватился за

прутья решетки и стал подтягиваться на руках, пока глаза его не оказались на уровне рамы. Окошко выходило на площадь с фонтаном, ту самую, где накануне он встретил Иностранца. Мартин спрыгнул на пол и сел на скамью. Решетка была узкая, небольшая, из трех вертикальных прутьев без поперечин.