— Ты в порядке?

— Да, почему нет?

— О, я не знаю. Только что прошла твоя мама. Она не сказала привет, не спросила, как

прошел твой день, и даже не посмотрела в твою сторону. Вполне нормально из-за этого

расстраиваться и переживать.

— Почему я должен переживать? — Он вскакивает на ноги. — Она от меня избавилась,

бросила. И как мне это понимать? То, что исходит от семьи Картье, определенно не называется

любовью.

Он ударяет стену, выбивая кирпич, затем поднимает его и швыряет в переулок.

— Эй. — Я тяну его за рукав так, что ему приходится посмотреть на меня. — Возможно,

она хотела бы тебя узнать. Возможно, ее заставили не видеться и не разговаривать с тобой.

Возможно, это не было ее решением. Ты не знаешь наверняка, бросила ли она тебя. Ты не знаешь

наверняка, что она тебя не любит.

— Как бы то ни было, это не важно. В любом случае, мне не позволено с ней видеться.

— Кто это сказал?

— Люди, которые управляют моей жизнью, вот кто, — говорит он, теребя волосы. — Давай

поговорим о чем-нибудь другом.

— У меня есть идея получше, — произношу я. — Давай пройдемся по магазинам и наберем

множество десертов и конфет. Хочешь?

Спустя несколько минут, мы уже идем по улице по направлению к парку, держа в руках

мороженое в вафельном рожке. Конечно, в нем нет ничего настоящего. Но хоть оно и полностью

синтетическое, по вкусу его ничем не отличить от настоящего. Я ела его несметное количество раз.

А все потому, что моя мама — сладкоежка. Джексон так быстро прогладывает свою порцию, что

мне остается только предположить, что до этого момента он ни разу не пробовал мороженое. Я

хочу его спросить, но понимаю, что будет не вежливо обратить внимание на то, что снова может

его огорчить. Ло определенно ел мороженное, как синтетическое, так и настоящее. У него есть

возможность попробовать все это и у него есть мама. Должно быть, для Джексона это тяжело,

признает он это или нет.

В парке растут деревья, настоящие деревья с оранжевыми, красными и желтыми листьями.

Люблю осень. Люблю, как мир меняет цвета, словно в сказке.

— Это ничто по сравнению с Лог. Ты должна ее увидеть.

— На что это похоже?

— Она полна жизни и красок круглый год. Думаю, тебе бы понравилось.

— Расскажи мне о ней.

Джексон вытягивается на скамейке, его лицо погружается мысли.

— Нас меньше, чем землян. У нас такая же система обучения, как и у вас, и даже такая же

рабочая система, только лоджиане могут выбирать свою будущую профессию. Нас не заставляют

так, как это делают здесь.

Я инстинктивно хочу с этим поспорить. Нас не принуждают. Наше рабочее место

определяют наши способности и запросы общества, но я знаю, что это не мои слова, а отца,

засевшие глубоко во мне. Я продолжаю молчать, желая узнать, действительно ли мы такие плохие,

какими нас видит Джексон, или же их вид обработал его так же, как наш обработал меня.

— Большинство, — продолжает Джексон, — занимается сельским хозяйством. В

правительстве слишком много обмана, а что касается армии, то, так как мы миролюбивы от

природы, никто не хочет туда идти. Зевс все время этим не доволен.

Я наклоняю голову.

— А что насчет твоей семьи?

Джексон напрягается.

— Что бы ты хотела знать?

— Что ж, для начала, чем они занимаются? Они, военные, как и ты? Полагаю, что RES —

это что-то, связанное с армией.

Он взвешивает вопрос долгое время.

— Думаю, можно сказать, что это смесь всех четырех направлений. — Затем он стучит по

часам. — Почти время тренировки. Нам лучше вернуться.

— Значит ли это то, что мой отец попросил тебя вернуться? Я переживала, что ты не

появишься на тренировке, что он выгнал тебя из программы.

— Нет, я получил письмо об утренней тренировке так же, как и ты. А что будет сегодня, я

не знаю. Он вызвал меня к себе. Понятия не имею, что он хочет.

Я киваю. Это может быть хорошо или очень-очень плохо. Мы идем обратно через парк, и,

когда мы уже подходим к электрону, я поворачиваюсь к Джексону, останавливая его, прежде чем