встречаются. — Я хочу вернуться, чтобы освободить его.

— Райден мертв.

У меня сжимается грудь. Они убили его. Нет, я позволила ему умереть. Я проглатываю

настигнувшую меня печаль. Злость берет верх над всеми остальными эмоциями.

— Мы должны что-то сделать. Достаточно разговоров. Мы должны действовать.

Я подробно описываю каждую секунду, проведенную в лаборатории, и жду, пока Джексон

переварит все, что я только что ему сообщила. Он прислоняется к передней спинке кровати и

кладет на шею руку.

— Это все? — Спрашивает он.

Я делаю глубокий вдох. Я не могу ему рассказать то, что касается Гретхен, хотя, возможно,

он уже и так знает.

— Нет, это не все. Я забралась на вершину дуба и прыгнула вниз.

Я ожидаю, что он подпрыгнет, удивится или еще что-нибудь, но он только кивает.

— Скажи мне, что со мной происходит? — говорю я.

— Что с тобой происходит, так это я. Это я сделал с тобой. Я пойму, если ты будешь меня

ненавидеть, не захочешь больше никогда видеть. Я не горжусь тем, что сделал. Я не мог… Ты…

Прости.

Его глаза умоляют меня о прощении.

— Что ты сделал?

— В тот день, когда в школе произошел взрыв. Ты кричала. Тебе было слишком больно. Я…

Лоуренс сказал… Нет, это было мое решение…

— Просто скажи мне.

— Я исцелил тебя, и это уже было не так, как с заживлением небольших ран в детстве,

тогда последствий не было. В этот же раз произошло полное исцеление. И ты помнишь, что я тебе

говорил о ксилеме?

— Она размножается, — произношу я, переходя почти на шепот. Я смотрю куда-то за

пределы своей комнаты, не видя ничего и теряясь в мыслях. Несколько минут мы сидим в тишине:

он мучается от угрызения совести, я — от страха.

— Мне надо идти, — Он начинает вставать, но я беру его за руку, наши глаза встречаются.

Он должен понять, о чем я думаю. Я больше не хочу переживать. Он ложится рядом со мной, наши

лица находятся всего в нескольких сантиметрах друг от друга. — Или, может, я останусь.

Он целует мои губы, щеки, шею, согревая мое тело.

Я ловко перекатываюсь и оказываюсь сверху него. Теперь ситуацией руководит мое тело,

все ограничения сняты, я думаю только о нас двоих, все остальные мысли исчезли. Его руки

блуждают у меня в волосах и движутся вниз по спине все дальше и дальше. Я запускаю руку под

его рубашку, выводя линии на его животе, и стягиваю ее. С моей он делает то же самое, поэтому

моя обнаженная грудь прикасается к его обнаженной груди, а дыхание становится тяжелым. Затем,

он внезапно садится и придвигает меня к себе, пока мои ноги не обхватывают его талию.

— У тебя был тяжелый день. Нам не следует…

Он немного смещается, тянется за своей рубашкой и передает мне мою. Я натягиваю ее, но

все еще не свожу с него взгляд.

— Что не так? — спрашиваю я.

Он проводит рукой по своим волосам и поднимает на меня глаза, в которых полно

противоречий, и произносит:

— Прогуляйся со мной.

— Сейчас?

Он соскальзывает с кровати и протягивает мне руку.

— У меня есть для тебя сюрприз.

Уже через минуту мы находимся в лесу, с шумом идя по тропе, нас ведет лунный свет. Луна

такая полная и желтая, что выглядит бутафорской, и она такая большая, что хочется до нее

дотянуться. Джексон берет меня за руку, и я замедляю темп. Очень волнительно быть с ним здесь,

где нас никто не может увидеть.

Он притягивает меня к себе. Остаток пути к Дереву Единства мы идем обнявшись. Такое

чувство, что меня разделили на две части, разрезали чувством вины. Верность моему отцу, моей

семье, моему народу. Это то, кем я являюсь, кем я хочу быть. В памяти витает разочарованное

лицо отца. Я разгласила врагу секретную информацию, которая может предотвратить войну.

Мы доходим до Дерева Единства в тишине. Джексон, вероятно, слышал мои мысли, однако,

ничего не сказал. Он заходит за дерево и возвращается обратно с большой корзиной. Я

рассматриваю ее.

— Что это?

Он задорно улыбается.

— Это корзинка для пикника. Я подумал, что это может тебя отвлечь.

— Корзинка для чего?

— Для пикника. Ты никогда не слышала о пикниках?