оцепенение. Это не может быть правдой, он бы не… Но глубоко внутри я знаю, что это так.

Мои глаза устремляются к Гретхен, на этот раз она смотрит на меня умоляющим взглядом.

Я не знаю, что сказать. Я разрываюсь между злостью на ее предательство и необходимостью

получить поддержку. В моем животе образуется дыра, разрастающаяся к груди, но я отказываюсь

плакать. Я уже достаточно наплакалась.

Г-н О’Нейл встает.

— Сэр, она должна быть допрошена.

— Она моя дочь, — говорит отец. — Я с этим разберусь. Вы с Гретхен можете уходить

прямо сейчас.

Как только папа закрывает дверь, он разворачивается ко мне, шагая в прихожей взад-вперед,

словно он не может стоять спокойно.

— Я… Ты… Как ты могла? Ты хоть отдавала себе отчет, что может стать со всеми

остальными?

Я никогда не видела своего отца настолько сбитым с толку, и у меня горят глаза от мысли о

том, что я его являюсь тому причиной.

— Прошу, позволь мне объяснить.

— Нет, все уже сделано. Уверен, они пробрались в наши лаборатории, чтобы украсть

нейротоксин, но ничего не нашли. Я утвердил его минувшей ночью. Прямо сейчас яд

распространяется по воздуху.

Я задыхаюсь и закрываю лицо руками.

— Нет. Ты не можешь. Скажи, что ты этого не сделал.

— Как я и сказал, все уже сделано. Только пусть попробуют сейчас нас атаковать. Токсин

отравит их за считанные минуты. Они погибли. Как видишь, не важно, что он тебе сказал. У меня

нет времени для обманщиков. А теперь иди собираться. Ты должна прийти во время на

тренировку. Поняла?

— Подожди. Ты не понимаешь. Зевс сказал…

Он замирает.

— Ты говорила с Зевсом?

— Нет, но…

— Так я и думал.

— Но отец…

Нет, достаточно. Ты должна собираться. Прямо сейчас.

В голове всплывает множество аргументов, один за другим, но, в конце концов, я опускаю

руки и вздыхаю, признавая свое поражение. Джексон ушел. Нейротоксин уже распыляется по

воздуху. Все кончено.

— А как же г-н О’Нейл? — шепчу я.

— Не беспокойся об Оливере. Сегодня утром я обсудил с президентом Картье, что делать с

тобой и Лоуренсом. Неужели ты думала, я не знаю, что он тоже принимал участие в этом цирке?

Это не важно. Вы дети, и у вас есть право на ошибку. Я не позволю этому разрушить твое

будущее.

Я опускаю голову, больше не могу на него смотреть.

— Важно только это, не так ли? Мое будущее и как оно отразится на остальных. Тебя не

волнует, почему я утаила это от тебя? Ты не хочешь узнать мои мотивы?

Эти слова держались на кончике моего языка, а злость вытолкнула их наружу. Я уже готова

закричать, что на какую-то часть Древняя, когда папина решительность начинает колебаться.

Его глаза смягчаются.

— Нет, Ари. Я не хочу знать, почему ты предпочла одного из них, предав при этом меня. Не

хочу знать, почему ты сразу не пришла ко мне. Не хочу знать, почему ты доверилась какой-то

девчонке, а не своему собственному отцу. Я не хочу ничего слышать. Я услышал достаточно.

И он выходит из комнаты, больше не сказав ни слова.

Я прислоняюсь к стене и оседаю, пока не оказываюсь на полу, держась руками за голову. Я

думала, что смогу справиться самостоятельно. Думала, что смогу наконец-то выйти из тени своего

отца и показать, на что способна. Я никогда не представляла, что папа будет чувствовать себя

преданным, как отец. Всегда и везде он играет роль командира, как на работе, так и дома. Я только

думала о его реакции как главнокомандующего, но никогда как отца, которого предала собственная

дочь. Он всегда был слишком строг со мной, но, может, так было потому, что он верил в меня. А

теперь я его разочаровала.

Мои мысли переносятся от папы к Гретхен, затем к нейротоксину, к военной угрозе и

останавливаются на Джексоне. Уверена, мое сердце исчезло вместе с ним, оставляя темную дыру,

которая никогда не зарастет. Слишком тяжело.

Мама застает меня, свернувшейся на диванчике в гостиной. Она ничего не говорит, она и не

должна. Для нее я всего лишь дочь. Она убирает мои волосы и заключает меня в крепкие объятья.