— Он любит тебя, и ты это знаешь, так ведь? — спрашивает она. Я киваю, потому что я

действительно знаю, что папа меня любит, даже если он больше мне не доверяет. — Сейчас тебе

надо собраться. Уверена, сегодня тебе будет тяжело пойти на тренировку, но так, дорогая,

поступают взрослые люди. Мы должны смело встречаться с тем, что нас пугает. Если я тебе

понадоблюсь, то буду здесь, когда ты вернешься.

Я киваю.

— Спасибо, мама. Я пойду.

Она включает телевизор.

— Хочешь кофе?

Она уходит на кухню, чтобы взять мне чашку. У меня появляется возможность посмотреть

телевизор, но не уверена, действительно ли я хочу увидеть новости. Репортер повторяет то, о чем,

вероятно, говорят уже целое утро. Наши Управляющие, совместно с Управляющими со всего

мира, распылили в воздухе нейротоксин, который, как говорят, отравит всех Древних, незаконно

пробравшихся на Землю. Приказ был подписан вчера, после того, как главнокомандующий

Александр раскрыл шпионов Древних среди населения. Затем новости прерываются для прямой

трансляции интервью с папой.

— Как только мы обнаружили Древних, живущих среди нас, — говорит отец, — мы поняли,

что должны действовать как можно быстрее. Благодаря химикам, работавшим в последнее время

над всевозможными типами оружия, мы способны немедленно нанести эффективный ответный

удар.

Мама обнимает меня рукой за плечи и протягивает кружку кофе.

— Милая, иди собираться.

Уже через двадцать минут я сижу в троне, надеясь, что смогу пережить этот день. В какой-

то момент я начинаю переживать, что токсин может убить и меня. В конце концов, ксилема течет в

моем теле. Однако я не могу себя исцелять, так что, вероятно, во мне ее недостаточно. К тому же,

к этому моменту, нейротоксин бы на меня уже подействовал.

Все находятся в приподнятом настроении, словно огромный груз свалился с их плеч.

Большинство боится Древних, ненавидит принимать их у себя дома. Многие чувствовали себя

рабами. Так что сегодня для них настал день независимости — праздник свободы от силы,

контролировавшей нас.

Я выглядываю в окно и убеждаюсь в своих словах: люди веселятся на каждой остановке. Я

закрываю глаза. Мне нечего праздновать, от этой независимости нет никакого счастья, Древние

еще нанесут ответный удар. Надеюсь, наши гениальные Химики продумали возможные

контратаки, иначе все, кого я люблю, могут погибнуть в этой войне.

Трон подъезжает к Бизнес Парку, и я выхожу, переходя на эскалатор. Я иду, вместо того,

чтобы позволять дорожке самой везти меня. В здании Управляющих все так же возбуждены, как и

те, кого я видела на улице. Я первой прихожу в спортзал. Все мои мысли только о Джексоне и о

том, как я была здесь в последний раз, когда он был вместе со мной. Уже второй раз за день я

пытаюсь сдержать слезы. Как бы я хотела поговорить с ним в последний раз. Может, хоть тогда я

бы поняла смысл всего, что сейчас происходит. Но вместо этого меня оставили с обрывками

скрываемой правды и не оставили подсказки, как понять, что было настоящим, а что фальшивкой.

Гретхен заходит через главный вход, останавливаясь при виде меня.

— Ари…

— Как ты могла? — спрашиваю я.

— Пожалуйста, я знаю, как это выглядит, — говорит она. — Но я не виновата. Ко мне

домой пришел Лоуренс, обеспокоенный тем, что ты стала вести себя как-то иначе. Он сказал

достаточно, чтобы я была уверена, что он все знает. Так что я сказала, что мне тоже все известно.

Должно быть, папа подслушал ту часть, где я говорила о Джексоне, потому что через минуту он

ворвался ко мне в комнату, заставляя нас с Лоуренсом все ему рассказать. Клянусь, я этого не

сделала.

— Что ж, теперь понятно, почему папа знает о Ло, — говорю я.

Она переводит дыхание, колеблется какое-то время, а затем подбегает, чтобы меня обнять.

— Мне очень жаль.

Я хотела было сказать, что все в порядке, когда меня внезапно накрывает жар. Я начинаю

сильно кашлять, мне не удается успокоиться в течение нескольких секунд. Комната крутится

вокруг меня, я совершенно не могу сфокусироваться, лоб покрывается потом.