открытых участках, к вечеру возвращались в лес. Как только стадо вошло под кроны

чащи, несколько парней бесшумно скользнув по стволам деревьев, обогнули его с тыла

и стали осторожно передвигаться следом.

Вот, ничего не подозревавшая важенка, мелькнув среди стволов могучих дубов и

кленов, вывела стадо на опасный участок. Ком дал отмашку и шедшие следом за

стадом охотники шумнули. Осторожные олени враз сорвались на бег и разбежались по

лесу. Но это и было их ошибкой – неглубокие, но широкие прикрытые лапником ямы

поймали утративших от испуга бдительность животных на свои колья. Угодивших в

ловушки запутавшихся в силках и переломавших длинные стройные ноги оленей просто

добили дубинами.

Неделя ушла на переработку мяса и грубую выделку шкур. Из пригодных костей,

выточили острые ножи. Ком был доволен: его ватага, закаленная и сплоченная в долгом

и тяжелом переходе рода, не подвела. Никто не ныл и не жаловался на тяготы, все

молча, сцепив зубы, терпели боль от ран, полученных при побоях, холод и голод. Теперь

вот с радостным усердием обустраивали стоянку – успешная охота вселила в сердца его

ватажников веру в благополучное завершение испытаний.

Но Ком хмурился – он знал, что этим ничего не кончится. Должно быть еще что-то, то,

о чем упорно молчали его братья, когда он пытался выведать у них про жизнь в лесу.

Если бы все сводилось только к охоте и способам выживания в суровых условиях, никто

бы так не беспокоился. Ведь, по-сути, они и раньше не мед ковшами едали. Случались и

голодные зимы, и неурожаи, и болезни, выкашивавшие почти весь род под корень, и

набеги чужинцев, но никогда так не плакали матери, и никогда так не суровели лица

отцов, как при провожании молодых огнищенцев в леса.

Это началось на пятой неделе их испытательного срока. Первым пропал Рогоз. Как и

куда он исчез, никто даже не понял. Просто лег парень спать у костра вместе со всеми, а

на утро обнаружилось, что и нет его, только и осталась что пустая лежанка из лапника,

прикрытая редкой дерюжиной.

Поначалу думали, что он отошел куда-то по естественным надобностям, но прошел

час и два – Рогоз не вернулся. Пошли искать – ничего. Ни следов, ни зацепочки. Два дня

ходили кругами, звали, крича до хрипоты – все напрасно. А еще через день пропал

49

Вятко, за ним еще двое, потом еще. Ватажники пропадали по одному, и как Ком не

старался: установил караул, сторожил сам, почти не отдыхая, ничего выяснить не

удалось.

Страх закрался в души парней: не иначе духи леса крадут унитов. Али слуги

Чернобога и злой Мары потешаются. Аще злой балий льстивый, блазнит, уводит другов

обманом, да прельщением. С такими-то вражинами костяным ножичком не совладаш,

тут ворожба нужна, особая да сильная, может даже бабья.

… Ком проснулся от дикой головной боли. Стучало в висках, разламывало череп,

казалось, стоит пошевелить головой и она разлетится на тысячи кусочков. Горло драло

неприятной сухостью и горьким привкусом какого-то снадобья.

Он приподнялся на локтях и огляделся, собираясь попросить кого-нито из ребят

подать воды, но никого не увидел. Вокруг, насколько хватало взгляда, простиралось

болото с мочажинами, кочками да грядами поросшими клюквой и багульником. Тонкие

хворые деревья стояли редко, вкривь и вкось, не закрывая обзора. А он сам лежал на

невысоком маленьком островке посреди этого неоглядного болота.

Перед глазами Кома все поплыло, растворяясь в неясном тумане. Он уронил голову и

вдруг всем телом ощутил холод ледяной воды, пропитавшей его немудреную одежку –

островок почему-то начал медленно тонуть в болотной жиже.

Кома начало трясти от холода, озноб пробирал до костей, а голова кружилась и

горела как в горячке, но он заставил себя подняться на ноги. Его шатало и

подташнивало, но он пересилил слабость и шагнул вперед: необходимо выбраться из

болота, найти дорогу, чтобы до темноты вернуться к своим.

Он шагал, с трудом вытаскивая ноги из вязкой трясины, а топи не было видно ни