Шрифт:
умелицы-красавицы, а кому же охота искусных мастериц, да родимых дочерей в чужие
рода-семьи отдавать?
43
Крепкую думу думали мужики, мозговали да рядили, как лучше зиму пережить, как
на следующее лето с пашнями да постройкой домов управиться. А как сгустились
сумерки до ночной темени, зажгли главы семей, приготовленные заранее факела, и
понесли домой освященный богами огонь, который будет согревать их домочадцев до
самой весны. Тогда добудут молодые и удачливые мужи другой огонь, разожженный
при помощи трения. А до той поры матери не оставят свой очаг без присмотра дабы не
дай великая богиня Макошь не угас не потерялся сей лучик надежды и тепла во время
правления лютой богини Мары-Зимы.
…
К приходу Вышаты и его старших сынов, к которым теперь по праву женатого,
присоединился и Суховей, в земляне все было готово: Верея с поклонами и заговорами
уложила в печь бадняк – особый дубовый обрубок, – осыпала его мукой, зерном и
солью, полила маслом и медовухой.
Липка, вместе со старшими невестками и младшими сестрами Суховея, ловко
накрывала на стол, но как только в избу вошли мужчины, потупилась, покрывшись
жарким румянцем. И то не был румянец смущения – в том, что должно произойти
между нею и теперь уже ее мужем, не было ни тайны, ни греха, а потому и не могло по
этому поводу быть никакого стеснения, то был жар молодого тела, с нетерпением
ожидавшего возможность подарить миру еще одну жизнь.
Вечеряли тихо, степенно, чтобы уважить новый семейный огонь. После застолья,
Верея кивнула старшей снохе, и они вышли из избы, прихватив с собой овчину.
Через несколько минут они вернулись и принялись за обычные дела, а Суховей с
Липкой поднялись из-за стола, поклонились домашним чурам, установленным в
красном углу и, взявшись за руки, пошли к выходу.
Опустила Липка голову: не о такой свадьбе мечталось ей, не так грезилась и первая
ноченька, но что уж тут поделаешь, видимо такую судьбинушку выткала для нее Доля в
своих чертогах горних.
Как только вышли на свежий воздух, вздохнул и Суховей:
– Хорошо хоть не в общей избе положили, – буркнул и сжал ладонь Липки. – Завтра
же свой закут рыть начну.
И вдруг неподалеку от них, за ближайшей землянкой, кто-то из молодых парубков
выкрикнул первоночную запевку:
– Гусь за утицей бежал, молоду жену топтал!
44
Послышался смех и уже другой голос подхватил залихватски:
– Молодой, молодой гойло14 дюже не жалей, чтоб к утру как вол устал, сено до земли
промял!
Улыбнулся Суховей, и Липка голову выше подняла: не совсем уж и буднично.
Провожают люди, отвлекают на себя злых духов, значит – быть в их семье любви и ладу.
А парни все не унимались, и до самого рассвета слышались вокруг клети, в которой
умастили мать со старшей невесткой им постель, топот, смех и откровенные советы
молодым.
А раным-ранехонько, еще до свету, услышала Ставриха мощный зов Яги.
Всполошилась, спешно вышла к околице, чтобы услышать невероятное:
– Дитя Липки, которого она сегодня понесла, беречь как зеницу ока! Будет оно
непростое – самой богине Ладе предназначенное!
Глава 6
Закружила осень листьями, заплакала горючими беспросветными дождями по
умирающему солнышку, с каждым днем все больше терявшему и силушку свою, и
былую яркость.
Затаилось огнище, притихло в тревожном ожидании. Со дня на день придут в селище
звери лютые – слуги мрачной богини смерти Мары да подручные зловещего Чернобога,
чтобы увести из домов молодь и убить на глазах у всего рода. Будут их души
неприкаянными жить в лесах непроходимых, мучиться лютым холодом и голодом
изводиться, чтобы потом возродиться к жизни уже в другой ипостаси. И потому
кручинились матери, поглядывая на своих сыновей: как-то перенесет душенька ее
чадушки пытки злые, вернется ли родимая из мира Нави? А сын воротится ли домой
обновленным, мужчиною сильным все невзгоды преодолевшим?
И вот – дождались! Залаяли рано поутру псы, зашлись лаем злым, до хрипоты глотку