отметки с деревьями, на которых роились дикие пчелы. Задача большака сразу

несколько полезных дел сделать, чтобы не мотались люди без толку по лесу, а знали,

что и где искать, кого в каких местах опасаться.

Когда вечерние сумерки плотно сгустились под кронами, нашел большак старую ель,

опустившую к земле огромные лапы-ветви. Под ними, словно в просторном шалаше он

и устроится на ночь. Прошлогодняя хвоя, устилавшая землю, будет ему мягкой периной,

а под голову сложенная котомка в самый раз сойдет.

Собрал большак, пока еще совсем не стемнело, хвороста для костра. Вскрыл дерн, в

обнажившейся земле выкопал небольшую ямку и уложил в нее убитого еще днем

зайца, выпотрошенного и обмотанного пряными листьями дудника. Обернув

дополнительно тушку листьями лопуха, засыпал землей и сверху развел костерок, не

забыв прошептать Сварогу – богу огня – благодарственное заклинание. Через час заяц

был готов. Большак отгреб в сторону угли, достал пахучую пропекшуюся дичину, а над

вновь разгоревшимся костром повесил туесок из бересты. Заболтал холодную крутую

ботвинью из купыря и щавеля. Пока ел, отдав прежде должное предкам, вскипела вода,

Ставр бросил в нее пахучих трав душицы, земляники и молодых ярко-зеленых побегов

ели.

После еды растянулся Ставр на мягкой хвойной постели, оградил место тайным

защитным знаком и провалился в крепкий спокойный сон, предусмотрительно

разложив вокруг себя свежесломанные ветки бузины от комаров и мошек.

Утро выдалось пасмурным, но теплым и сухим. Дождя не было и, судя по приметам,

вряд ли сегодня будет. Ставр поднялся, позавтракал оставшимся от ужина холодным

зайцем, запил его травяным отваром на меду и, вернув на место костра дерн,

поклонился низко ели за приют, поблагодарил и лесных хозяев во главе с лешим за

спокойный сон и отправился дальше.

Через пару часов увидел следопыт впереди редколесье с прогалами по-прежнему

хмурого неба. Звериная тропа вывела его на небольшую поляну – когда-то, видимо,

сюда упала стрела Перуна и лес выгорел. Теперь на прежнем пожарище, залечивая

рану, росли молодые березки, осинки и ольха, укрывшись по колено в цветистом

разнотравье. По кромкам гари территорию начали обживать тонкие сосенки. По одной

24

стороне поляны пролег глубокий овраг, на дне которого звенел широкий ручей. За ним

опять темнел непроходимым буреломом дремучий лес.

Другой край поляны выходил на небольшое верховое болотце, заросшее

чертоломным редколесьем и кочками покрытыми зелеными мхами, густо заросшими

голубикой, черникой, брусникой и багульником.

Огляделся большак и удовлетворенно качнул головой – лучшего места для

холостяцкого дома и не сыскать. До селища, если напрямки, так чуть больше дня пути.

Лес кругом грозным зверьем обжитой: и тура с лосем и оленем, и медведя с волком и

рысью в достатке – будет с кем силушкой молодцам помериться, доказать свою

справность. Да и опосля это ж первое дело в родовой храм принести шкуру самолично

убитого зверя: доказательство своей храбрости.

Еще раз, внимательно осмотрев поляну и оставшись довольным, Ставр повернул к

дому. Но пошел не прежней, уже знакомой, дорогой, а решил сделать небольшой крюк

и зайти с другой стороны, чтобы осмотреть лес и оттуда.

Лето состарилось. Зарев5 уже почти кончился. Дни становились короче, ночи

прохладней. Грозный Перун все реже проезжал в своей небесной колеснице, разнося

по земле громовые раскаты. Злая Мара уже готовилась набросить на него путы и скрыть

в своих чертогах до самой весны.

Уже не слышно в лесной чащобе певчих птиц – они теперь все больше по лугам, да

полянам гоношатся: там насекомых погуще. Скоро, совсем уж скоро полетят они к

вершине мирового дерева, чтобы отдохнув там за зиму, вернуться весной сильными и

готовыми к продолжению своего птичьего рода. Не видать, не слыхать и коростелей с

перепелами: убежали-улетели и они к своим птичьим богам-предкам.

Зато как славно поет крапивница, а кузнечики под вёдро так до самой полуночи и