– Конечно, нет, как и те две головы, что оторвало тогда это ядро – головы Грегуара и Лемуана.

– Чёрт подери, как это вы до сих пор помните их имена?

– И никогда не забуду: Грегуар был велитом, как и я, и моим старым другом. В тот день в котле хранились бобы и сухари.

– Да, – отвечал Пикар, – они разлетелись и осыпали нас. Господи, что за денёк был!

Пока мы так беседовали, в нашем котле растаял снег. Мяса мы туда положили много, чтобы не только сейчас поесть, но и чтобы сделать запас в дорогу. Из любопытства я заглянул в свою холщовую сумку, найденную накануне. В ней лежали три хлопчатобумажных платка, две бритвы и несколько писем на французском языке, отправленных из Штутгарта, на имя г-на Жака, баденского офицера из драгунского полка. Письма были от его сестры и полны нежности. Я хранил их, но после того как я попал в плен, они пропали.

Сидя перед огнём у входа в крытое убежище и повернувшись спиной к северу, Пикар открыл свой ранец. Он вытащил оттуда платок, в одном уголке которого была завязана соль, а в другом немного овсянки. Давно уже я не видел такой роскоши, мой рот наполнился слюной при одной мысли, что съем суп, подсоленный настоящей солью, а не порохом.

От ужасной усталости и тепла костра меня разморило. Я сказал Пикару, что сейчас засну.

– Ну, так что ж, – отвечал Пикар, – отдыхайте, а я пока присмотрю за супом, вычищу и заряжу наше оружие. Сколько у вас патронов?

– Три пакета по пятнадцать штук.

– Отлично, а у меня – четыре. Это составит всего сто пять штук. Более чем достаточно, если повстречается человек двадцать пять казаков. Ну, спите!

Я не заставил себя долго упрашивать, завернулся в свою медвежью шкуру и, вытянув ноги к огню, заснул. Я уже крепко спал, вдруг Пикар разбудил меня.

– Mon pays, вот уже два часа, как вы спите сном праведника. Я поужинал. Теперь ваша очередь обедать, а мне спать. Наши ружья вычищены и заряжены. Покараульте теперь и вы, а когда я отдохну, мы отправимся.

Он закутался в свой белый плащ и улёгся, а я, зажав котёл между колен, с большим аппетитом принялся за суп. Кажется, за всю свою жизнь я никогда не ел, да и, возможно, уже и не поем с таким наслаждением.

После трапезы я приступил к обязанностям часового. Не прошло и пяти минут, как раненая лошадь, найденная нами по прибытии, заржала и галопом понеслась на середину озера. Там она остановилась и заржала снова. Ей ответили несколько других лошадей, и она помчалась в ту сторону, откуда ей отвечали. Я спрятался среди маленьких елей и увидел, что лошадь присоединилась к отряду кавалерии, переходившему через озеро. Он состоял из двадцати трёх человек. Я окликнул Пикара, заснувшего так крепко, что он меня совершенно не слышал, и мне пришлось дёргать его за ноги. В конце концов, он открыл глаза.

– Ну, что такое? Что случилось?

– Быстрей, Пикар! Вставайте! На озере русская кавалерия. Нужно уходить.

– Оставьте меня в покое, я это заслужил.

Очень жаль, mon vieux, но вы сами велели мне предупредить вас, очень вероятно, что могут прийти и другие.

– И то, правда! Вот, проклятое ремесло! Где они?

– Немного правее и слишком далеко для выстрела.

Немного позже появилось ещё пять человек, прошедших мимо нас на половинном расстоянии ружейного выстрела. В то же время мы увидали, как передние остановились, спешились и, держа лошадей под уздцы, стали вокруг того места, где они ранее, вероятно, сделали прорубь, чтобы напоить лошадей, видно было, как они стучали по льду древками пик, чтобы пробить новообразовавшийся лёд.

Мы решились сняться с лагеря как можно скорее, выйти на дорогу и присоединиться к армии, если получится. Было часов 11, таким образом, до наступления темноты у нас было около 4-х часов. Я не думал, что армия далеко, так как русские караулили нас у перехода через Березину, где должны были собраться остатки всей нашей армии.

Мы торопились. Пикар сунул в свой ранец большой запас мяса, я набил битком свою холщовую сумку. Пикар намеревался выбраться на дорогу тем самым путём, по которому мы пришли, вдоль опушки леса. Если русские нас заметят, мы сможем спрятаться в лесу, а если нет, мы пойдём по уже знакомой дороге.

И вот мы пустились в путь. Пикар нёс более пятнадцати фунтов сырого мяса, а я нёс котёл с варёным мясом. Пикар сказал мне, что всегда любил носить провизию на марше, а не что-либо другое, потому что спустя несколько дней оказывался менее нагруженным, чем остальные. В подтверждение сказанного он хотел процитировать мне Эзопа, как вдруг с другого берега озера раздалось несколько ружейных выстрелов. «Назад! В лес!»– проговорил Пикар, но шум прекратился и мы продолжали путь.

Буря, утихшая утром, грозила разыграться снова. Огромные тучи скучились над лесом, и в нем стало так темно, что мы опасались в него войти, чтобы спрятаться. Пока мы решали, что делать, снова послышались ружейные выстрелы, но уже гораздо ближе. Потом мы увидели два отряда казаков – они старались окружить семерых наших пехотинцев, спускавшихся с пригорка, которые, по-видимому, вышли из маленькой деревушки, лежавшей на противоположной стороне озера. Мы видели, как они стреляли по неприятелю, а потом начали отступать в сторону озера, чтобы добраться до леса, где мы находились, и ускользнуть.

Всего казаков было около тридцати. Половина из них спустилась к берегу озера, чтобы отрезать солдатам отступление. Наше оружие было заряжено, и тридцать патронов лежали в сумке, готовые хорошенько угостить их, если казаки направятся в нашу сторону и, может быть, даже, спасти наших товарищей, оказавшихся в очень сложной ситуации. Пикар, не спускавший с них глаз, сказал мне:

– Mon pays, заряжайте ружья, я перебью их как уток. Первый залп сделаем вместе.

Тем временем наши солдаты продолжали отступать. Пикар узнал в них тех самых, что накануне разграбили зарядный ящик, который он стерёг, но теперь их осталось только семеро. До отряда всадников оставались не более сорока шагов, когда Пикар, хлопнув меня по плечу, воскликнул: