– Слушай мою команду! Пли!

Казаки застыли на месте от неожиданности, один из них упал. Увидев это, они тут же рассыпались в разные стороны. Только двое остались помогать раненому, сидевшему на льду, опершись на левую руку. Пикар, не теряя времени, послал вторую пулю – она ранила лошадь. Эти двое тотчас пустились бежать, бросив своего раненого товарища и прячась за лошадьми, которых вели под уздцы. Слева громко закричали, и мы увидели, что наши солдаты окружены. Те казаки, что ранее оставили своего раненого товарища, вернулись за ним, а так как он не мог идти, они поволокли его по льду, держа за ноги.

Мы заметили казака, поставленного наблюдать за нами. Он то и дело посматривал на то место, где нас уже не было после перебежки, сделанной нами после первого залпа. Пикар не удержался и выстрелил – казак, поражённый в голову, зашатался, наклонился вперёд и упал с лошади. Он был мёртв. [51]

При звуке выстрела те, что окружали наших несчастных солдат, удивлённо оглянулись. Наши пехотинцы дали залп по ним почти в упор и свалили сразу четверых казаков. И с той, и с другой стороны раздались яростные крики. Схватка стала всеобщей, разгорелась жаркая битва. Мы были уже готовы всеми силами поддержать наших товарищей, как вдруг внезапно поднялась сильная буря, до того уже предупреждавшая нас о себе. Снег, не перестававший валить с самого начала стычки, стал такой густой, что полностью ослепил нас. Нас окутала вьюга, и пришлось держаться друг за друга, чтобы устоять против ветра. Внезапно всё прекратилось, и в шести шагах мы увидели неприятеля, который, тоже заметив нас, испускает дикий рёв. Наши руки закоченели, мы не могли стрелять. Не поворачиваясь к ним спиной, мы обнажили штыки, и ушли в лес, а они удалились, пустив лошадей в галоп.

У кромки леса мы увидели других троих пехотинцев, которых преследовали пятеро казаков, подскакавших с противоположной стороны. Мы дважды выстрелили в преследователей, но неудачно, приготовились стрелять снова, но вдруг лёд треснул и несчастные провалились в озеро вместе с двумя ближайшими к ним казаками. Бедняги попали на то самое место, где поутру русские кололи лёд, чтобы напоить коней, новый лёд оказался недостаточно крепок и не выдержал. Третий казак, видя, что двое скакавших перед ним товарищей исчезли, хотел остановить лошадь. Но она взвилась на дыбы, поскользнулась, упала на всадника и скрылась в проруби вместе со своим хозяином.

Нас объял ужас, а те казаки, что преследовали нас так и замерли на месте, не пытаясь даже помочь своим товарищам. С того места, где мы находились, были слышны кошмарные крики, доносившиеся из проруби. Несколько раз появлялись головы коней, но бурлящая и выплескивавшаяся на лёд вода, поглотила их.

Появилось ещё десять всадников, с командиром. Несколько человек, подъехав к роковому месту, погружали туда свои пики и вытаскивали их, но до дна, как будто, не доставали. Они посмотрели на нас и ускакали. Воцарилась полная тишина.

Мы опять одни в этом пустынном месте и, опираясь на ружья, смотрели на озеро, где лежали тела убитых. После недолгого молчания, Пикар сказал:

– Мне очень хочется покурить. Хорошо бы поискать табака у них. Я буду очень расстроен, если мне не посчастливится.

Я заметил, что слишком рискованно так поступать, ведь мы не знаем, где те всадники, которые сражались с первыми четырьмя нашими пехотинцами, и сразу же после моих слов появилась огромная толпа из казаков и крестьян, нёсших длинные шесты, они направлялись к проруби. За ними ехала повозка, запряжённая парой лошадей.

– Ну, прощай табак! – сказал Пикар.

Мы решили отойти подальше, и нашли ещё один брошенный бивуак, который, вероятно, тоже был разбит накануне. Мы спрятались и наблюдали за казаками. Они обобрали наших солдат, а потом крестьяне раздели их догола. Все это время я с большим трудом удерживал Пикара, чтобы он не уложил нескольких из этих грабителей.

Другая половина казачьего отряда, в сопровождении крестьян, подошла к проруби и принялась вытаскивать оттуда погибших. Увидев их занятыми этим делом, нам стало ясно, что оставаться тут больше незачем. Мороз немного ослаб, было около полудня. Двое казаков, объезжавших опушку, пошли за нами. Увидав их, Пикар рассердился.

– Если они нас заметили, как бы мы не старались, они всё равно от нас не отстанут. Скорее в лес – если их только двое, то мы с ними живо разделаемся!

Вдруг он остановился и разразился ругательствами:

– Чёрт их подери! Я рассчитывал, что разживусь у них табаком. Трусы! Они так боятся, что не смеют открыто атаковать нас!

Мы продолжали идти, держась по возможности поближе к лесу, но деревья, поваленные бурей, то тут, то там, преграждали нам путь. Их приходилось обходить. Мы опять оглянулись назад – двое казаков следовали за нами, шагах в тридцати от нас. Первый, без сомнения, увидел нас, и пришпорил коня, но остановился, поджидая своего товарища. Мы вошли в лес, чтобы незамеченными наблюдать за ними, и пошли как можно быстрее, то заходя в лес, то выходя из него. Мы хотели увести их как можно дальше от остальных.

Уже с полчаса мы производили эти маневры, как вдруг упёрлись в снежный вал, тянущийся до края оврага. Мы направились в лес, чтобы спрятаться. Казаки были уже совсем близко, но Пикар, знаток искусства войны, шепнул мне: «Мне хочется заманить их по ту сторону снежного вала, остальные не успеют прийти им на помощь».

Когда казаки убедились, что проехать нельзя, они спустились в овраг, чтобы выехать с другой стороны вала. Мы же тем временем перешли вал. Пока они были там, мы воспользовались случаем и вышли из леса, а поскольку нам казалось, что на какое-то время мы избавились от них, я остановился перевести дух – ноги мои подкашивались от усталости. Тут, обернувшись, Пикар увидел наших друзей собирающихся напасть на нас врасплох, хотя мы полагали, что они обогнали нас. Мы тотчас вошли в лес, немного покружили, вернулись, и увидели, что они медленно следуют друг за другом. Мы снова вошли в лес и побежали, чтобы сбить их с толку, потом опять вернулись и спрятались за кучкой маленьких, занесённых снегом сосен.