– Мы проследим за ними, и, может быть, доберёмся до какой-нибудь деревни или сарая, где сможем укрыться от непогоды и неприятеля, – слышите, как лают эти чёртовы псы!

– Но, – возразил я, – там, наверняка, русские!

Он ответил, что надо рискнуть. И вот мы опять пошли наугад, в потёмках, среди леса, неизвестно куда, только по следам четырёх ног, отпечатавшихся на снегу. Вдруг следы исчезли. Поискав немного, мы опять нашли их и заметили, что они поворачивают направо. Это огорчило нас, ведь так мы отклонялись от пути на большую дорогу. Частенько следы пропадали, и тогда Пикар опускался на колени и искал их ощупью.

Пикар вёл лошадь под уздцы, а я держался за её хвост. Пройдя дальше, мы увидели две дороги, и обе были покрыты следами прошедших здесь людей. Мы остановились, не зная, какую из них выбрать. В конце концов, мы предоставили лошади идти вперёд, надеясь, что она направит нас. Наконец, Господь сжалился над нами, послышался лай собаки и мы увидели дом довольно обширных размеров. Представьте себе крышу какого-нибудь нашего амбара, поставленную на землю, и вы получите представление об этом доме. Три раза мы обошли его кругом, прежде чем отыскали дверь, скрытую под соломенным навесом, спускавшимся до самой земли. Пикар, забравшись под навес, нашёл ещё одну дверь и негромко постучал. Никто не отозвался. Второй раз – опять молчание. Тогда, думая, что там никого нет, он уже собрался выбить дверь прикладом. Вдруг послышался слабый голос, дверь отворилась и на пороге появилась старуха с горящей лучиной в руке. Увидев Пикара, она от страха уронила её и убежала. Мой товарищ поднял лучину и шагнул шагов вперёд. Привязав лошадь, я пошёл за Пикаром, окутанным облаком дыма. В своём белом плаще он выглядел как кающийся грешник. Пикар нарушил тишину самыми любезными приветствиями на польском языке. Я повторил их. Наше приветствие услышали. К нам вышел старик и, увидев Пикара, воскликнул:

– А, французы, очень хорошо!

Он сказал это по-польски, потом повторил по-немецки. Мы рассказали им, что мы французы из Гвардии Наполеона. При имени Наполеона поляк низко поклонился нам. При слове «французы», повторенном также и старухой, из какого-то чулана вышли две молодые женщины и, улыбаясь, подошли к нам. Пикар узнал в них тех самых женщин, которых мы видели в лесу.

Не прошло и пяти минут нашего пребывания у этих добрых людей, а я уже задыхался от тепла хорошо протопленной комнаты, я так отвык от него. Я шагнул к двери и упал без сознания.

Пикар вскочил, чтобы мне помочь мне, но старуха с одной из дочек уже подняли меня и усадили на табуретку. Они сняли с меня котёл, медвежью шкуру, и уложили на устланную овчинами лавку. Женщины, по-видимому, жалели нас, видя, какие мы несчастные, в особенности я, такой молодой и пострадавший гораздо больше моего товарища. Страшная нужда привела меня в такое плачевное состояние, что на меня страшно было смотреть. Старик, тем временем, занялся нашей лошадью – вообще, они делали все, чтобы услужить нам. Пикар вспомнил о бутылке с можжевеловкой и заставил меня проглотить несколько капель, не прошло минуты, как я почувствовал себя значительно лучше.

Старуха стащила с меня сапоги, которых я не снимал с самого Смоленска, то есть, с десятого ноября, а теперь было двадцать третье. Одна из девушек принесла большое корыто с тёплой водой, поставила его передо мной, сама встала на колени и потихоньку, осторожно обмыла мне ноги, одну за другой, обратив моё внимание на то, что у меня на правой ноге рана. Это было место обморожения в 1807 году, в сражении при Эйлау, до сих пор эта рана не давала себя чувствовать, но теперь опять открылась и причиняла мне жестокие страдания. [55]

Другая девушка, по-видимому, постарше, оказала ту же услугу Пикару. Тот отнёсся к этому спокойно, хотя выглядел несколько смущённым. Я сказал ему, что сам Господь подсказал ему следовать за этими девушками.

– Правда, – согласился он, – но когда они проходили по лесу, я и представить себе не мог, что нас так примут. Я ещё не говорил вам, что голова у меня адски болит, непрерывно. Уверен, что пуля этой собаки-казака наделала больше беды, чем я думал. Посмотрим.

Он развязал шнурки, подвязанные у него под подбородком и придерживавшие два куска овчины, которые защищали его уши от мороза. Как только он снял их, сразу же потекла кровь.

– Видите! – сказал он. – Впрочем, это пустяки. Простая царапина. Пуля только оцарапала голову.

Старый поляк поспешил снять с него амуницию, с которой он отвык расставаться, а также меховую шапку, в которой всегда спал. Та же девушка, что вымыла ему ноги, обмыла ему и голову. Все кругом суетились и всячески ухаживали за ним. Бедный Пикар очень растрогался от оказываемых ему услуг, он плакал, крупные слезы текли по его щекам. Понадобились ножницы, чтобы его подстричь. Я вспомнил про шкатулку хирурга, взятую мною у казака, и мы нашли в ней полный набор – двое ножниц, несколько хирургических инструментов, вату и бинты. Обрезав ему волосы, старуха высосала ему рану, оказавшуюся значительно серьёзнее, чем он думал. Затем Голову Пикара забинтовали. Мы нашли пулю застрявшей в тряпках, заполнявших дно его шапки. В левом крыле Императорского орла зияла дыра. Осматривая содержимое шапки, Пикар радостно вскрикнул – он нашёл свою трубку и тут же закурил.

Нам вымыли ноги, вытерли овчинами, а потом расстелили их, как коврики. Мою рану на ноге смазали какой-то мазью, от которой, как меня уверяли, она очень скоро заживёт. Мне показали, как ей пользоваться и завернули немного этой мази в тряпочку, я спрятал её в докторский набор. Мы почувствовали себя значительно лучше и благодарили за оказанные нам услуги. Поляк объяснил нам, что он очень расстроен, что не может сделать для нас большего, что всякий человек обязан принимать странников и обмывать ноги даже врагам, а ведь есть ещё и друзья. Внезапно старуха вскрикнула и бросилась бежать: оказывается, большая собака утащила мохнатую шапку Пикара. Её хотели наказать, но мы попросили, чтобы её помиловали. Я предложил Пикару осмотреть чемодан, прикреплённый к седлу лошади. Он внёс его в комнату и положил у печи. Первое, что мы нашли – это девять шёлковых платков. «В общем, так, – проговорил Пикар – отдадим по два платка нашим принцессам. Один – старухе, остальные оставим себе!» Эта первая раздача подарков состоялась тотчас, к великой радости одаренных. Далее мы нашли три пары офицерских эполет, трое серебряных часов, семь орденских крестов, две серебряных ложки, двадцать четыре позолоченные гусарские пуговицы, две коробки с бритвами, шесть сторублёвок и испачканные кровью штаны. Я надеялся найти рубашку, но, к сожалению, её не было. А в ней я очень нуждался, ведь, согревшись, паразиты ожили и снова атаковали меня.