Шрифт:
Деревня Книши тянулась тупым углом вдоль берега реки, делясь на две почти равные
половины церковью, которая стояла почти у самой верхушки излучины.
Пожар начался в амбаре Охрима, стоявшем в глубине двора, шагах в тридцати от избы, где в
ту пору не было ни души. Все от мала до велика ушли в церковь. Дед Спиридон, его сосед,
потерявший счет годам, уверял, что он видел, как оттуда выбежал юродивый Авдюшка. Но по
старости он не мог припомнить, было ли это до того, как у Шила вспыхнул амбар, или после. Во
всяком случае, поджог был тут несомненно, и это никого не удивило, так как у Шила было
много врагов. Бегущая толпа видела издали, как густой дым валил из крыши сарая, прямо из
темной соломы, которая еще оставалась целою, и быстрыми, погоняющими друг друга клубами
несся гигантскою колонною вверх. Потом вдруг дым прекратился, воздух очистился, точно
пожар лукаво притих, и в это самое мгновение солома провалилась, и коротенький желтый сноп
пламени выскочил наружу. Народ подбегал уже к дому. Крик отчаяния раздался в толпе.
Маленький огненный сноп, точно понатужившись, вдруг поднялся громадным огненным
языком к самому небу и, не найдя добычи, изогнулся и лизнул крышу, которая вдруг запылала
разом. Изнутри сарая раздавались рев и мычание обезумевшей скотины.
Старик Шило бросился к воротам, стараясь отодвинуть засов. Но от волнения руки его
дрожали, и засов не поддавался. Валериан подбежал к нему с подобранным на дворе поленом и
одним ударом вышиб клин. Ворота распахнулись и оттуда, в клубах синего дыма, шарахнулись
овцы, сбивши с ног его и самого хозяина. Народ бросился в сарай, где металась привязанная к
яслям крупная скотина. Крыша во многих местах уже продырявилась, и мелкие соломенные
искры сыпались сверху. Накинувши свитки на голову, несколько парней, в том числе и Павел,
стали отвязывать недоуздки. Но обезумевшая скотина упиралась, ревела и, дрожа всем телом,
боялась покинуть знакомые места. Только когда сам Шило, поднявшись с земли, вошёл в сарай,
скотину кое-как удалось вытащить. Связав недоуздки, Шило передал их Панасу, который вывел
скотину во двор и так и стоял с одурелым лицом, смотря на пожар, истреблявший отцово
имущество. Пара коней вырвалась у него из рук и забегала по двору.
– Чего стоишь? – крикнул ему Павел. – Угони скотину в поле. Того и гляди народ
перетопчет.
Панас машинально повиновался и погнал скотину вон к лесу, куда не мог достичь огонь.
Двор очистился.
Валериан с несколькими мужиками взлез между тем на крышу избы, которой огонь еще не
коснулся. Он надеялся спасти избу. Снизу им подали вилы, грабли, топоры, и они быстро стали
снимать солому, сваливая ее на южную сторону, за стенку, укрытую от огня. Между тем народ
вместе с хозяином, который успел прийти в себя, выносил из избы иконы в серебряных оправах,
сундуки и всякую ценную рухлядь.
– Иконы берите! Берите иконы! – раздалось несколько голосов.
Два мужика взяли прислоненные к сундуку иконы и стали посреди двора лицом к огню.
Желтое зарево осветило их лица, сверкая на серебре икон и на темных ликах святых. Но избу
спасти было невозможно. Крыша сарая превратилась в один пылающий костер. Поднятая при
сбрасывании соломы пыль вспыхивала на воздухе. Огненные червячки носились над двором все
гуще и гуще, падая то на головы работавших, то на стропила, то на солому, которую еще не
успели снять. Она начинала куриться то там, то сям, и работавшие на крыше едва успевали
заливать занимавшиеся огоньки.
В это время старик генерал, потряхивая эполетами, медленно подходил к горевшему дому.
Узнав про пожар, он распорядился насчет пожарной машины, которая имелась в селе верст за
пять, послав за нею своего кучера верхом, а сам пошел смотреть на пожар. Он подошел в
критическую минуту: сваленная за южную стену солома затлелась уже снизу от нечаянно
залетевшей искры, и, прежде чем работавшие это успели заметить, черный клуб дыма повалил
из-за стены.
– Вниз, все вниз! – крикнул генерал что было мочи, и едва работавшие на крыше успели
сбежать, как пламя широкой пеленой, точно ручей, пробившийся из-под земли, полилось на
крышу и в одно мгновение зажгло остаток неснятой соломы. Валериану, который остался