Сосоно, резко:

– Нет.

Поворачивается и решительным шагом идет прочь.

Старуха, ей вслед:

– Помнишь. И мои слова не забывай...

Стена коридора, по ней - бесконечная цепочка воинов, они тоже куда-то идут. Откуда-то сочится вода, стены сырые, и у некоторых воинов размыты одежды и лица.

Снаружи белый день, светит солнце, на небе ни облачка. В вышине вьется хищная птица. Тару щурится, глядя на нее. Бормочет:

– Мне показалось, у нее три лапы.

Слуга Чжан:

– Ну что вы, молодой господин. Это всего лишь ястреб. И лап отсюда ну никак не разглядеть.

Тару:

– Знаю, Чжан, но мне показалось...

Идут вниз по каменным ступеням. Сосоно, задумчиво:

– Я помню ее.

Начальник стражи:

– Госпожа?

Сосоно:

– Ей было двенадцать лет, и она была лучшей прорицательницей Пуё.
– Помолчав: - Она младше меня, Юнхан.

Начальник стражи:

– Я думал, ей лет сто.

Сосоно:

– Вдвое меньше. Около пятидесяти.

Начальник стражи:

– Но если она была лучшей... может, и сейчас...

Сосоно:

– Я не сомневаюсь, что она видит. Она и тогда, ребенком, видела дальше всех. Верховная жрица Ёмиыль и сама была ясновидящей не из последних, но всегда полагалась на нее. Если Ёмиыль не могла увидеть будущее сама, она звала Периху.

Юнхан:

– Значит, будущее...
– он встревожен, видно, что речи старухи произвели на него глубокое впечатление.

Сосоно:

– Ничего это не значит. Видеть и понимать - разные вещи. Она видела то, о чем говорила. Но она могла все неправильно понять.

Юнхан:

– Но как же, она сказала - кровь и смерть, и брат на брата...

Сосоно, вздохнув:

– Может статься, так будет. Она еще сказала - семь сотен лет. Как знать, может, моё Когурё схватится с моим Пэкче. Лет через сто.

Юнхан:

– А, ну да, это возможно.

Сосоно:

– Незачем сейчас бояться того, что даже еще не наступило.
– Взглядывает на Тару.
– Ты что, расстроился, что меч Чумона не для тебя?

Тару, передернув плечами:

– Да ну его, у меня свой меч есть. Просто мне стало холодно, и мурашки...

Сосоно улыбается:

– Сейчас солнце тебя согреет. Идем же.

Вечер. Луна над Чольбонским дворцом. Дерево возле крыльца. Сосоно стоит во дворе, глядя в небо.

– Чумон.

Ветер шевелит листья на дереве.

Сосоно:

– Мне не понравилось у тебя в храме. Прости, если невежлива. Там торжественно и величественно, великому государю, наверное, так и положено... Тебе не тесно там, Чумон?

Высоко в небе моргает звезда.

Сосоно:

– Я не буду слушать Периху. Мне кажется, ты бы не стал ее слушать. Разве Ёмиыль не ошибалась в толкованиях? Периха тоже может ошибаться.

Молчит, будто надеясь на ответ. Ответа нет.

– Ты бы не стал, и я не буду. Моему Онджо нечего делить с твоим Юри, пока у наших царств даже нет общей границы. Между нами расстояния, горы, реки и другие племена. А когда твое Когурё и моё Пэкче вырастут так, что им найдется за что спорить... Кто знает, может быть, трехногая птица взлетит и осенит их крылами. А может быть, и нет. Но только мы-то с тобой будем смотреть на них с Небес, свесив вниз головы.

Ветер трогает щеку, треплет волосы.

Сосоно:

– Мы с тобой что смогли, то и сделали. Ты дождись меня там, ладно? А с тем, что будет через сто лет... Может, мы и придумаем, как помочь детям. Ты там, на Небесах, поспрашивай умных людей, пока я иду, хорошо?

Возвышенное место под широким небом, небольшой курган, поросший травой. Еще одна поминальная служба: чаши с приношениями, дым благовоний сдувает ветер, Сосоно и Тару кланяются дважды - лбом в землю. Вместе с ними нынешний глава Керу, Ёнчжу. Охрана ждет поодаль.

Сосоно:

– Ну, здравствуй, Утхэ. Вот я и добралась к тебе. Я вырастила наших мальчиков, но не уберегла старшего. Прости меня. Наш Пирю был горяч и своеволен, я не смогла удержать его от опрометчивых решений. А с Онджо все хорошо. Ты же знаешь, у него свое царство. Твой младший - настоящий царь, Утхэ, разве мы могли подумать, когда он был малышом, что так будет? А это его сын, наш с тобой внук. Познакомься. Тару, поклонись дедушке.

Тару кланяется могиле.

– Здравствуй, дедушка. Я твой внук, Тару. Я вырасту и буду царем... Ты будешь мной гордиться, дедушка.