Вдоволь насмеявшись, мы решили все же помочь, пока эти двое окончательно не промокли.

У входа нас ждал Саймон. Он стоял в дверном проеме и смотрел на нас, как на умалишенных.

– А что это вы тут делаете?
– спросил он, когда мы занесли бочку.

– Закаляемся!
– съязвил я.

– Бочковым спортом занимаемся, - совершенно серьезно сказал Трой, и сразу же рассмеялся над своей шуткой, заразив своим смехом и меня.

Джон со Стивеном, недоуменно посмотрев на нас, переглянулись, и, схватив спасенную бочку, радостные влились в аплодирующую им компанию, которая приняла их как героев, спасших тонущего человека, а не обычную жестяную бочку с пивом.

– Ну, ребята, вы даете! Я давно так не смеялся!
– кое-как успокоившись, сказал Саймон.
– И раз все спасены, я покину вас. Меня ждут.

Он хитро подмигнул, и, указав головой в сторону Сандры, ушел довольный собой, насвистывая мелодию победителя.

Мы с Троем молча его отпустили, проводив торжественным взглядом, и, не сговариваясь, остались наблюдать за нарастающей силой дождя.

– Слушай, Трой, меня все мучает вопрос, и я не могу не спросить, - сделал я короткую паузу.
– Почему для тебя так важно было устроить эту вечеринку? Я не первый, кто уже прошел через операцию. Это ни для кого не в новинку.

– Ты для меня не просто друг. Ты человек, к которому я пришел однажды ночью, и который слушал меня до утра. Именно слушал, а не делал вид, проклиная в душе. Впервые за долгое время я увидел по-настоящему заинтересованный взгляд после обычного вопроса "Как дела, Трой?" Это стоит намного больше, чем какая-то вечеринка. К тому же я горжусь твоей смелостью. Недавно пытался ответить на вопрос, смог бы и я решиться на операцию? Но меня при одной только мысли, что я могу что-то потерять, охватил животный ужас. И как ты не побоялся вмиг остаться ни с чем?..

– Вероятно, мне уже нечего было терять...

– Но ведь у тебя есть семья и друзья, которых ты мог просто не вспомнить.

– Если бы так произошло, я бы все равно об этом не узнал, и думал, что моя жизнь такой и должна быть. А, возможно, и была.

– Это бы причинило боль твоим близким...

– Как бы эгоистично это не звучало, но я бы пошел на операцию, даже зная, что так и случится, - я опустил глаза.
– Я решил, что память нужно убить. Без колебаний и без раскаяния. Убить так же безжалостно, как долгое время она убивала изнутри меня. А кого-то уже успела убить, заставив пустить себе пулю в лоб или туго затянуть петлю. Память не нужно жалеть, помня, что она никогда не пожалеет нас.

Мы замолчали. Каждый думал о своем, смотря куда-то вдаль.

С реки потянул холодный ветер. Мы оба вздрогнули, но никто не хотел уходить.

– Я уважаю твой выбор, - сказал Трой.
– И неважно, каким способом, и какой ценой, но ты сделал шаг, чтобы изменить жизнь. Ты не побоялся осуждений.

– А мне нечего бояться, - посмотрел я на него.
– Я буду делать то, что считаю правильным и нужным. Даже если меня никто не поддержит.

– Вот в этом твоя сила и смелость. Они не всегда заключаются только лишь в накаченном теле, - улыбнулся Трой.
– Иногда сложно оставаться собой. Я знаю многих, кто сломался под давлением чужого мнения, и стал бояться самого себя.

– Но Трою Хадсону-то бояться нечего, - улыбнулся я в ответ.

– Каждый чего-то боится, - сказал он серьезно.
– Вот знаешь, чего боюсь я?

Я промолчал, давая ему возможность договорить.

– Я боюсь умереть, не успев сделать все, что планировал, - он выдержал паузу.
– Странно, наверное, об этом думать?

– Все мы со странностями, - ответил я, рассматривая, как капли беспощадно бьют по лужам.

– У нас получилась философско-тематическая вечеринка, - улыбнулся Трой.
– Так часто не хватает разговоров с теми, кто тебя действительно понимает.

– Стареем, - рассмеялся я.

– Трой, вот ты где! Кто-то заперся в туалете, и никто туда не может попасть уже полчаса!
– прервала наш разговор Элизабет.

– И что ты хочешь, чтобы я сделал?
– усмехнулся он.

– Попроси его выйти на правах хозяина! На наши голоса никто не отзывается! Может это кто-то вообще там умер.

– Не говори ерунды, Элизабет! Это обычное дело - либо кому-то стало плохо, либо кто-то уединился, а вы им мешаете, пытаясь выломать дверь.

– Трой, это не смешно! Я хочу в туалет!

– Ну, хорошо, пойдем, попытаемся прорвать блокаду, - продолжал он иронизировать, пытаясь сдержать смех.

Я остался на месте и продолжал смотреть, как стена из дождя отделяет нас от мира, который находится за его пределами. Внезапно меня накрыла такая сильная усталость, что зазвенело в ушах. Этот звук заглушал даже музыку, доносившуюся из гостиной.

Взяв первый попавшийся зонт, я вышел на улицу - там хоть и дождь, но не так душно.

Свежий воздух пошел мне на пользу. Оглушающий звон затих. Но его сменила невыносимая боль, словно боль из прошлого, совсем недавно разрывающая грудь, переместилась в голову. Я начал молиться, хоть никогда этого и не делал. Я и молитв никаких не знал. Но растущая боль заставила вспомнить услышанные где-то слова, обращенные к Богу.