Ник больше ничего не ответил, уставившись в планшет.

Все разговоры в этот день сводились только к отъезду Люси. Тетя Кэрол даже несколько раз расплакалась. Никто не любит расставания, даже, когда они выкладывают дорогу к счастью.

А сейчас я, действительно, был счастлив, что у меня есть такая семья, благодаря которой, я хотя бы на время смог забыть обо всех своих неприятностях.

Но у меня есть своя теория - радость долгой не бывает. И эта теория всегда требовала доказательств, которые и на этот раз не заставили себя долго ждать.

– Дэниел, как дела на работе? У тебя ведь уже закончился отпуск?
– спросил дядя Джош, снова обмакнув меня в грязную лужу реальности.

– На работе? Хорошо... Отлично, - соврал я, не зная зачем. Никогда не обманывал своих близких. Но сейчас за меня будто кто-то ответил, завладев моим сознанием. Будто кто-то пытался уберечь меня от дальнейших расспросов, но не уберег.

– Значит, уже скоро мы снова будет читать новости в твоем исполнении?

– Да я пока не пишу. Так, изучаю архив за время своего отсутствия, чтобы разобраться в текущей ситуации, - продолжал я нагло врать, почти поверив в то, что говорю.

– Ну, и правильно, Дэни, не торопись. Тебе нужно спокойно влиться в работу, - поддержала меня тетя Кэрол.

– С твоим профессионализмом, Дэниел, это будет не сложно, - сказал Бэн, - Его статья о выставке Люси - живой тому пример. Я уже получил несколько поздравлений, что знаком с талантливым журналистом.

– Слышал, Дэн? Бэн знает, что говорит. Так что не вздумай бросать это дело, - сказала Люси.

– Да, хорошо, не брошу...

Договорив, я чуть не закричал: "Браво! Браво, Дэн! Ты пал ниже некуда, утонув в собственной лжи!".

Но тут же начал себя оправдывать, хотя, скорее всего, это уже был не я, а внутренний голос, который говорил, что так будет лучше, что теперь никому не придется объяснять, почему ушел с работы. Ведь я и сам этого не знал.

Это он заставил меня соврать, выдумав на ходу всю эту нелепую ложь. Он заставил меня сделать именно так, как того хотел он, снова забыв, кто из нас главный. Но ничего, останемся наедине и я ему напомню.

После ужина время полетело с огромной скоростью. Вокруг началась суета. Сборы. Слезы тети Кэрол и Люси.

До самолета оставалось всего три часа. На разговоры уже не оставалось времени. Все усиленно пытались побороть рассеянность, помогая упаковывать последние вещи.

Все, кроме Ника. Сразу после ужина он закрылся в своей комнате.

Когда в чемодан была положена последняя вещь, за которой кое-как закрыли замок, в воздухе резко подскочило напряжение, и каждый угол дома охватил дух болезненного расставания.

– Ну, что, все готово. Можно выезжать, - сказал Бэн, нервно перебирая в руке ключи.

– Люси, подожди!
– услышали мы голос Ника. Впервые за последние несколько часов.

Он выбежал из своей комнаты с таким испуганный видом, будто боялся что-то пропустить. В руках у него был небольшой сверток, который он протянул Люси.

– Это тебе.

Отложив сумку с документами, она начала аккуратно открывать коробку.

– О, боже, Ник!
– Люси достала кисть.
– Это кисть Франчески?! Где ты ее взял? Она же стоит больших денег!

– Сэкономил на школьных обедах. Копил себе на новую игровую приставку, - говорил он, упираясь растерянным взглядом в пол.
– Потом услышал, как ты рассказывала об этом странном предмете, и выкупил его на аукционе. Подумал, что тебе это нужнее.

– Ник...
– голос Люси задрожал, и по щекам покатились слезы.
– Спасибо большое.

– Мне для тебя ничего не жалко.

Люси еще больше расплакалась и обняла Ника, будто у нее могли отобрать его навсегда.

– Я тоже тебя люблю, - кое-как сказала она сквозь слезы.

– Не забывай там про нас, - тихо сказал Ник.

– Как я могу о вас забыть, вы же моя семья!

– Обещаешь?

– Обещаю!

– Ну, все, все, пора ехать!
– сказал дядя Джош сдавленным хриплым голосом, сдерживая слезы.

– Приезжай к нам на каникулы, - сказала Люси, поцеловав Ника в макушку.
– И маму с папой слушайся.

И снова суета, вещи, чемоданы, слезы, вопросы о билетах. Казалось, что я все делаю по инерции, словно робот с запущенной программой. В груди стала зарождаться боль, медленно увеличиваясь и поднимаясь к голове. Спустя столько мучительных дней наедине с этой болью, я уже не удивился ее появлению. А даже ждал, как ждут ежедневных новостей, которые покажут, несмотря на то, хочешь ты их видеть или нет. Но только новости ты можешь выключить, или выбрать другой канал. А с болью так не получится. Здесь не ты выбираешь, а она. Она выбирает, когда появиться и насколько задержаться. Когда ей уйти, а когда вернуться. И однажды настанет тот день, когда она сначала задержится на дольше, чем обычно, а потом останется в тебе навсегда. И тогда ты станешь другим: сломанным, подавленным и разбитым. Все еще живым, но уже покойником.