Яновский Борис Георгиевич
Шрифт:
Аркадий Семенович оглядел всех из-под очков, которые сползли на самый кончик носа, вытер вспотевший от быстрой ходьбы лоб клетчатым платком и, остановив свой взор на Лешке, небрежно изрек:
– Ну, тогда наш уникальный и неповторимый Казарин меняется местами со Сталиным. Василий, сядьте за первую парту с Шапилиной.
Рыжий Васька обернулся к классу, ища поддержки:
– Аркадий Семенович, ну за что?! – Его возмущению не было границ.
Аркадий Cеменович сделал в воздухе жест, снимающий все возражения:
– За то самое. Мне нужно, чтобы Шапилина получила свою четверку – законную…
Танька с Лешкой понимающе переглянулись: похоже, суровые санкции математика их не особо пугали.
Тем временем учитель подошел к окну и, не глядя на класс, добавил:
– … Вас, Сталин, это тоже касается.
Василий взял учебники, чернильницу и нехотя поднялся, бубня при этом себе под нос, но так, чтобы все слышали:
– А что Сталин? Как что, так Сталин…
– Василий, не дерзите. Казарин, мне сто пятьдесят раз вам повторять?
Лешка незаметно сделал рукой знак друзьям и, с трудом разминувшись со Сталиным в узком проходе, пересел за его парту. Аркадий Семенович краем глаза следил за Лешкиными маневрами. Как бы между прочим он спросил:
– Кстати, Казарин, вопрос на засыпку: если мои сто пятьдесят предупреждений помножить на триста сорок пререканий Василия, сколько получится?
– Пятьдесят одна тысяча, – не моргнув глазом, ответил Лешка.
Учитель повторил расчеты на листке бумаги и усмехнулся:
– Однако, черт возьми!.. Никак не могу привыкнуть…
Класс погрузился в работу. Учитель сначала внимательно следил за Казариным, но потихоньку начал клевать носом и терять бдительность. Через двадцать минут Казарин положил ручку с пером в специальное углубление на парте, захлопнул тетрадь и поднялся с места. Тут же вслед за Лешкой встала и Танька. К учительскому столу они подошли почти одновременно. Возле стола Казарин неловким движением задел подругу, и та выронила свой листочек с контрольной.
– Прости, пожалуйста, – извинился Лешка, наклонился и поднял листочек с пола.
Аркадий Семенович проснулся.
– Минуточку! Дайте-ка сюда.
Казарин протянул математику две работы. Аркадий Семенович тщательно изучил контрольные, а затем, вздохнув, положил их на стол:
– Я не знаю, как это у вас получается, но имейте в виду, Казарин, вы оказываете Шапилиной медвежью услугу.
Танька попыталась встрять в разговор:
– Аркадий Семенович…
Учитель устало махнул рукой:
– Идите, Шапилина, идите. Кстати, Казарин, во вторник городская олимпиада. Не забудьте подготовиться…
В классе послышался смешок. Учитель строго постучал указкой по столу и безошибочно установил весельчака:
– А вы, Сталин, пишите, пишите…
Когда дверь класса захлопнулась за ребятами, Танька радостно захлопала в ладоши:
– Ты – гений! Я скоро сама не смогу разобрать, где мой почерк, а где ты за меня химичишь!
Лешка только хмыкнул в ответ:
– Комсомолка Шапилина, я не гений! Я преступник. Помогаю внедрить врага в нашу советскую журналистику.
Танька закатила глаза и, прикинувшись овечкой, затараторила:
– Каюсь, каюсь, каюсь! Но у меня есть оправдание: математика меня не интересует.
Казарин тем временем скатился вниз по перилам.
– Тебя ничего не интересует, кроме Орловой и Крючкова, – вздохнул Лешка, соскочил на пол и протянул руку, чтобы взять Танькин портфель. Шапилина насупилась и спрятала портфель за спину.
– А история? – возмутилась она.
Лешка только махнул рукой:
– Ну, разве что история…
Танька, довольная маленькой победой в споре, протянула свой портфель Казарину, и они выбежали на улицу.
Летняя Москва приняла их в свои объятия. Завернув за угол школы, Лешка на секунду задержался возле газетного стенда.
– Ну, чего ты там увидел? – недовольно дернула его за рукав Танька.
Лешка пробежал глазами «Вечернюю Москву»:
– Представляешь, в Измайловских прудах собираются разводить осетров и севрюг… А возле памятника героям Плевны будут пальмы сажать…
Шапилина глянула через Лешкино плечо на газетный лист:
– О… «В новом доме на улице Горького открывается коктейль-холл». А что такое коктейль?