– Ноги вытри! – сказала она и уперлась Казарину в грудь.

Все захохотали.

– Отец дома?

– Нет, звонил, сказал, что заночует на даче…

Через час в диспетчерской гаража особого назначения раздался телефонный звонок.

– Владимир Константинович, вас к телефону! – крикнул дневальный.

Казарин-старший бросил что-то писать в журнале и подошел к аппарату.

– Слушаю.

Трубка голосом Лешки произнесла:

– Пап, я сегодня скорее всего не приду ночевать… Ты там не волнуйся, у меня все в порядке. Не забудь поесть.

Владимир Константинович улыбнулся и весело сказал:

– Смотри, Лешка, чтобы все было нормально… Ты понял меня?

– Понял, – буркнул сконфуженный Лешка.

– И кстати, – добавил Владимир Константинович, – забеги завтра к Варфоломееву, он тут заходил, о тебе спрашивал…

Тете Клаве надоело ждать. Уже давно наступило утро, и Петр Саввич мог по дороге с дачи на работу заехать домой. Поэтому она сделала погромче звук в радиоприемнике, взяла с кухонного стола заранее приготовленный поднос с двумя стаканами чая и печеньем, подошла к комнате Тани, постучала, поставила поднос на тумбочку и быстро скрылась за углом. Через какое-то время дверь приоткрылась, и в щели показалась взлохмаченная голова Лешки. Казарин осмотрелся, заметил поднос, улыбнулся, первым делом засунул в рот печенье, взял стаканы и аккуратно прикрыл за собой дверь.

Поставив стаканы с чаем на столик возле кровати, Лешка заботливо укутал в одеяло разомлевшую, счастливую Таню, поцеловал и хитро улыбнулся:

– А ты не боишься, что отец вернется?

– А ты? – лукаво переспросила она.

– Боюсь… – честно признался Лешка.

– Фу, трус!

Он провел руками по ее волосам.

– … Боюсь, что заставит меня жениться на тебе.

Танька прищурилась.

– А ты – против?

– Нет, но теперь он мой непосредственный начальник.

При этих словах Лешка посмотрел на купол собора за окном и смешно пожал плечами: он, похоже, до конца еще не верил такому повороту в своей судьбе. Затем Лешка поднялся, подошел к фотографии их класса, стоящей на столе, зачем-то взял ее и сказал:

– Знаешь, есть такая притча про грешника, который вдруг почувствовал стыд за свои поступки. Тогда пришел он к мудрецу и говорит: «Что мне делать, чтобы заслужить прощение?» А мудрец и отвечает: «Возьми доску и за каждый свой плохой поступок забивай в нее гвоздь. Сделаешь хороший поступок – вытаскивай гвоздь. И вот когда не останется ни одного гвоздя – считай, что совесть твоя чиста». Прошло много лет. Приходит счастливый грешник к мудрецу и гордо протягивает доску без гвоздей. Мудрец взял ее, посмотрел на свет и грустно улыбнулся.

– Ну и что? – не поняла Танька. – Исправился грешник?

– Исправился, – кивнул Лешка. – Только дырки остались.

Танька отвернулась к стене.

– Ты прости его, – тихо сказала она. – Мне ведь он сделал намного больнее…

Лешка сделал шаг к окну и холодно бросил:

– Думаешь?

Повисла пауза.

Таня еще немного помолчала и вдруг, сладко потянувшись, произнесла:

– Ну и ладно. Было и прошло. Кстати, не давай ему на себя кричать.

Алексей удивленно обернулся.

– С чего ты взяла, что он на меня кричит? Это он тебе сказал?

Таня поняла, что проболталась.

– Ничего он мне не сказал. Просто вчера… ну, когда ты ему докладывал про Панина, я зашла в приемную. А дверь была не заперта. Я и… услышала, как он на тебя кричал.

Алексей сел на кровать.

– А что ты еще слышала?

– Да ничего! Ничего такого…

Казарин сделал вид, что готов приступить к пыткам.

– А ну, давай, говори, разведчица!

Татьяна с визгом нырнула под одеяло.

– Ну, – донесся оттуда ее голос, – про то, что ты предлагал опросить сотрудников, чтобы выяснить, что же пропало в панинском кабинете.

Лешка всплеснул руками.

– Да ладно, чего такого? – искренне удивилась Танька, высунув голову. Она быстро сбросила одеяло, вскочила и начала одеваться. – Я тут, между прочим, для тебя кое-что выяснила.

Лешке оставалось только вновь всплеснуть руками.

– Что?

– По дороге расскажу…

Когда они вышли из Танькиного подъезда, было уже темно. С этого часа Кремль, как и вся Москва, должен был стать невидимым для самолетов противника. Нельзя было зажигать свет, если он мог проникнуть на улицу. Поэтому большинство окон, даже Первого корпуса, были завешаны одеялами. Когда Таня и Алексей проходили мимо Царь-колокола, со стороны Тайницкого сада появилась машина с маскировочной сеткой на фарах.

– Давно они это придумали? – спросил Лешка.

Татьяна пожала плечами.

– Ты знаешь, не обращала внимания.

– Может, ты наконец скажешь, куда мы идем?

Татьяна на ходу хитро посмотрела на Казарина.

– Знаешь, кто еще несколько дней назад работал секретарем у Панина? – спросила она, когда они свернули за угол Четырнадцатого корпуса.

– Кто?

– Вера Чугунова.

Лешка присвистнул от удивления.

– Не смотри ты на меня такими круглыми глазами, – рассмеялась Татьяна. – Ты мне напоминаешь замурованного монаха. – Она подхватила Лешку под руку и потащила дальше. – Так вот, она говорит, что в шкафу стояло старинное пресс-папье.