Яновский Борис Георгиевич
Шрифт:
Обернувшись, Казарин увидел, что голова грабителя залита кровью, а рядом стоит Танька с увесистым булыжником в руке и размахивает им:
– Ну, кто еще хочет?! Кто еще хочет, гады?! Гады, гады, гады!
– Ох, мама моя! – Лешка бросился к Татьяне, выхватил камень и прижал ее к себе. – Все, концерт окончен. Гадов больше нет.
Танька никак не могла успокоиться. Она тяжело дышала ему в плечо и тихонько дрожала. Продавщица тупо смотрела то на Лешку, то на преступников и только качала головой.
– Эй, тетя! – крикнул Лешка. – Свисток есть?
Женщина ошалело закивала, но не шелохнулась.
– Ну так свистите!
Но свистеть не пришлось – со стороны Гоголевского бульвара уже бежал патруль.
Лешка продолжал гладить Таньку по волосам и вдруг повернул ее голову на уцелевшую витрину с плакатом: «Боевые подруги, на фронт!»
– Во, это про тебя! – Лешка ткнул пальцем в плакат.
Решив не дожидаться разбирательств, он незаметно увлек Таньку в соседний переулок, а через несколько минут они уже были на Метростроевской.
– Ничего себе прогулочка получилась, – вымолвила Таня, когда они отошли на почтительное расстояние.
– «Гады! Гады! Гады!» – засмеялся Лешка.
– А ты-то? «Тетя! Свисток есть?» – заливалась в ответ Татьяна.
Оба смеялись так, что еле стояли на ногах. Но в самый разгар веселья в небе завыли сирены. Казарин схватил любимую за руку, и они бросились в сторону метро. Забежав под своды вестибюля станции «Парк культуры», молодые люди остановились, чтобы перевести дух. А когда отдышались, Лешка направился прямиком к эскалатору.
– Э, куда! А билет? – остановила его Танька.
– А разве теперь не бесплатно?
– Нет, дорогой. Будьте любезны – три гривенничка…
Но вход оказался свободным. Со всех сторон в метро сбегались напуганные тревогой люди. Они устраивались прямо на полу платформы и с испугом ждали налета.
Вся платформа была занята. Ребята уже собирались присесть возле третьей колонны, но грозный окрик распорядителя остановил их:
– Не положено. Тут только для стариков и детей. Идите в тоннель.
Они протиснулись к тоннелю, который был заставлен деревянными щитами. Лешка спрыгнул вниз, а затем помог спуститься Тане. Щиты лежали прямо на рельсах и пружинили под ногами.
– А если включат ток? – испуганно спросила Шапилина.
– А если поезда пойдут? – зловеще пошутил Лешка.
Танька толкнула его в плечо.
– Ну тебя!
Она уселась поудобней и закрыла глаза…
Глава 9
На следующий день Казарин отправился в архив, где его встретил суетливого вида майор.
Выслушав Алексея, архивариус безапелляционно заявил:
– Ты что, лейтенант? Опомнился… Не видишь – многие документы уже эвакуированы.
Лешка с притворным огорчением вздохнул:
– Будем смотреть те, что остались.
Опытный майор сразу понял, что перед ним упрямый человек. Он прищурился и спросил:
– Кофе будешь?
Лешка удивленно кивнул, и майор, сняв с плитки закипевший чайник, налил в две кружки кипяток, предварительно насыпав в них какой-то коричневый порошок. Казарин отхлебнул жидкость и тут же скривился.
– Что это за отрава? – Лешка сплюнул на пол. – Это же не кофе!
– Ты что? С дуба рухнул? – усмехнулся майор. – Конечно, не кофе. Где его возьмешь? Это желуди. Очищаешь, сушишь, снимаешь кожицу, обдаешь кипятком, опять сушишь и затем поджариваешь. Потом размолол, и готово. А тебе чего приспичило в документах рыться? Нашел время…
Неожиданный переход от желудей к документам сбил Лешку с толку.
– Да так, вещь одну ищу, – промямлил он.
Майор метнул острый взгляд на Казарина:
– Это не с ЭТИМ ли делом связано?
– С каким? – прикинулся простачком Лешка.
Архивариус кисло усмехнулся:
– Да ладно! Об этом весь Кремль шушукается.
Казарин понял, что хитрить бессмысленно.
– Ну хорошо… Меня интересует, когда и в каком году в кабинете заместителя начальника особого секто-ра ЦК могли оказаться вещи, принадлежавшие Якову Михайловичу Свердлову.
Майор нахмурил брови, и глаза его заволокло туманом. Лешка в общем-то и не ожидал сразу услышать ответ на свой вопрос. Но через минуту на лице архивариуса опять появилось осмысленное выражение.