– Вам кого?

– Именем революции приказываю открыть дверь! – простуженно прокричал в ответ комиссар.

– Что вам надо? – В голосе хозяйки еще теплилась надежда, что все обойдется.

Ответ прозвучал как приговор:

– Открывайте. Обыск.

За дверью воцарилась тишина, и матросы снова принялись вышибать дверь. Наконец хозяйка сдалась:

– Не ломайте, я сейчас открою.

Дверь приоткрылась на цепочку.

– По какому праву вы шумите? – донеслось из темного коридора.

Комиссар протянул мандат.

– По нашим сведениям, в этой квартире прячется враг.

В полоске света появилось лицо пожилой женщины. Несмотря на почтенные года – очень красивое лицо.

– Вы ошибаетесь, никакого врага у нас нет.

Матросы не стали дослушивать баронессу. Они ворвались в квартиру, рассредоточились по комнатам, бесцеремонно заглядывая во все многочисленные закутки фамильного гнезда Шпееров.

– Никого нет, – доложил комиссару один из солдат, закончив осмотр. – Сбег, кажись…

Комиссар зачем-то погладил себя по щеке и вытащил из кобуры маузер. Перед ним стояли два испуганных пожилых человека, которых он ненавидел.

– Слушайте, вы, Шпееры. По нашим сведениям, ваш сын – белый офицер, скрывается в этом доме. Если вы не поможете нам арестовать его, вы будете считаться врагами революции и пособниками белогвардейской нечисти.

Барон Шпеер поправил пенсне.

– Простите, господин комиссар, но, во-первых, мы и так считаемся врагами вашей революции, хотя и не знаем почему. А во-вторых, нам неизвестно, где находится наш сын.

Комиссар подошел к старику вплотную.

– Врешь, сволочь, – прошипел он. – И твоя старая потаскуха врет…

Удар барона пришелся комиссару прямо в челюсть. Тот устоял, но вынужден был присесть на одно колено. Выстрелил он не вставая. Утерев выступившую на губе кровь, комиссар положил дымящийся маузер в карман и с презрением посмотрел на зашедшуюся в крике баронессу.

– А со старухой что делать? – спросил один из матросов. – Тоже кончать?

Комиссар равнодушно кивнул, и тут же грянул еще один выстрел.

Неожиданно в одной из комнат послышался грохот упавшей посуды. Переглянувшись, красноармейцы бросились на шум. Возле распахнутых дверок старинного буфета сидел на корточках один из бойцов и с изумлением смотрел на небольшой кофр со стеклянным верхом. В нем на бархатных подушечках лежали алмазы разных размеров, чистоты и огранки.

– Хорошие дела! – воскликнул вбежавший матрос. – Где ты это взял?

– Да водочки я решил выпить, кастрюлю вон ту двинул, а она и грохнись на пол, а в ней вот это…

Когда шок от увиденного прошел, в тишине раздался сиплый голос:

– Ну что, поделим и разбежимся?

Комиссар щелкнул затвором маузера.

– Заткнись, Кольцов! Теперь это национализированная собственность государства, и она будет передана куда надо.

Звериный блеск появился в глазах матроса.

– А «куда надо» – это где?!

Комиссар сунул ствол под самый нос бойца и хрипло ответил:

– В ЧК тебе объяснят.

Сочетание магических букв «Ч» и «К» сразу успокоило бузотера.

– Николаев, разбей стекло и достань камни, – скомандовал комиссар.

Николаев огляделся по сторонам в поисках чегонибудь увесистого. На глаза попалось пресс-папье, лежавшее рядом с кофром. Звон разбитого стекла размножился эхом и растаял где-то под сводами огромной квартиры. Комиссар распорол наволочку, вытряхнул подушку и засыпал бриллианты в импровизированный мешок. Туда же зачем-то бросил и пресспапье.

– Пошли, – прохрипел он, завязав тугой узел.

Отряд проследовал по длинному коридору, спустился по лестнице и вышел на улицу. С ним едва не столкнулся мужчина лет тридцати в серой шинели без знаков отличия. Он только что появился из-за угла и вовремя успел отскочить назад. А когда шум автомобиля стих на ночной улице, мужчина бросился к подъезду, спотыкаясь, вбежал на третий этаж и в ужасе остановился перед открытой дверью жилища Шпееров. В глубине квартиры на полу лежали трупы его родителей…

С того дня, когда штабс-капитан фон Шпеер в одно мгновение лишился и родителей, и фамильных бриллиантов, минуло два месяца. Только очень внимательный взгляд мог угадать в невзрачном молодом человеке в старой шинели, торгующем на вокзале пирожками, наследного барона и блестящего офицера. Впрочем, таких сломанных судеб в то время было много. Поэтому на необычного продавца мало кто обращал внимание.

– Пирожки! Пирожки горячие! – кричал на весь вокзал молодой Шпеер простуженным голосом.