При этих словах Казарин-старший судорожно сжал левой рукой лезвие ножи.

– Не смей произносить это слово своим поганым языком! Не смей, слышишь?!

На руке выступила кровь, но он этого не заметил.

– Ты хочешь, чтобы я ответил тебе, что такое Родина? Так я тебе отвечу…

Варфоломеев презрительно хмыкнул:

– Не надо учить меня Родину любить, Володя. У меня она осталась там, а ты вот вписался… – Герман замолчал и вдруг добавил: – Значит, все-таки стенка? – Он неожиданно повернулся и подмигнул своему бывшему любимцу. – Ну что, Алешка, папа твой сделал свой выбор.

Владимир Константинович молчал и не сводил внимательных глаз с Варфоломеева, контролируя каждое движение старого сослуживца. Он понимал, с кем имеет дело. И тут Алексей внимательно посмотрел на отца и вдруг протянул старику алмаз:

– Забирайте! Забирайте и уходите.

Не поверивший своему счастью Варфоломеев-фон Шпеер нерешительно протянул руку и схватил камень. Владимир Константинович побледнел и, посмотрев на сына, тихо спросил:

– Ты… подумал?

Лешка утвердительно кивнул.

– А что ты завтра им скажешь?

Алексей пожал плечами:

– Что-нибудь придумаем. – И, улыбнувшись, добавил: – Обязательно придумаем, товарищ штабс-капитан.

Варфоломеев смотрел то на алмаз, то на людей, с которыми пять минут назад вступил в смертельную схватку.

– Правильно… все правильно… очень правильно…

С этими словами Герман Степанович поднялся и начал пятиться к двери. Холодная испарина выступила у него на лбу. Удивительно, но он вдруг опять превратился в старика. Он тихо вышел из комнаты и осторожно прикрыл за собой дверь.

После ухода Варфоломеева наступила гнетущая тишина.

– Интересно… – нарушил ее Лешка.

– Ты про что?

– Про все! Про тебя, про меня.

Владимир Константинович смотрел на сына не мигая.

– Ну, договаривай.

Лешка хитро улыбнулся.

– Что ж, про отца мне посторонние люди кое-что рассказали. Хотелось бы и про мать послушать.

Владимир Константинович явно ждал этого вопроса. Он тяжело вздохнул.

– Ладно, пошли домой, что-нибудь выпьем. Разговор нам предстоит долгий…

Глава 13

Ноябрь 1920 года

Зарево пожаров и орудийная канонада доносились до самых берегов Черного моря. Оборона Севастополя подходила к своему печальному концу. Белая армия еще пыталась сдержать натиск врага, но финал был неизбежен. Красные наступали по всем фронтам, и было понятно, что уже вечером они войдут в город. Паника началась рано утром и к полудню достигла своего апогея. Всеми правдами и неправдами обезумевшие люди пытались попасть на один из последних пароходов, стоявших на рейде недалеко от берега.

Перед лодками, качающимися у причала, происходила невероятная сутолока с тюками и чемоданами. Одна женщина стояла, не двигаясь, на носу шаланды и всматривалась в даль. Внимательный глаз сразу мог заметить, что она сильно больна. Одной рукой она держалась за мачту, а другой прикрывала воспаленные глаза. Она не повернула голову даже тогда, когда усатый есаул перепрыгнул через борт и закричал:

– Нельзя больше ждать, Анна Сергеевна! Корабль уйдет!

Женщина обернулась.

– Еще минуту, пожалуйста…

Есаул уперся веслом в берег.

– Нельзя, Анна Сергеевна, нельзя!

Он отложил весло и взял женщину под руку.

– Да вы не волнуйтесь, Владимир Андреевич нагонит. Ей-богу, нагонит! В крайнем случае есть еще один, последний пароход.

Лодка отчалила, и есаул силой усадил Анну на скамейку.

В Севастополе Татищевы застряли на несколько недель. Красные все плотнее перекрывали пути для отхода, а они никак не могли двинуться дальше: маленький Алешка и Анна заболели почти одновременно. Владимиру стоило огромных трудов уговорить командующего оставить его в городе с женой и сыном. Тот долго не соглашался, не желая расставаться со своим любимцем, но в конце концов уступил, разрешив взять в подмогу двоих – адъютанта Петю Хромова и есаула Прокопенко. Лешку им удалось пристроить в госпиталь, а Анну решили выхаживать дома.

Паника в городе началась неожиданно. Прорыв красных был стремительным и все сметающим на своем пути. Татищев еле успел посадить Анну в лодку, оставил с ней Прокопенко, а сам с Петром бросился в госпиталь за сыном. Только далеко им продвинуться не удалось.

В нескольких сотнях метров от причала уже шел бой. В город пройти оказалось невозможно. Они вынуждены были залечь и вступить в перестрелку, прикрывая отход женщин. Несколько раз Татищев оборачивался и видел, что Прокопенко все-таки сумел уговорить Анну – лодка наконец отчалила и медленно поплыла к пароходу.