– Круто он ее, да?

Девушка переводит на меня обескураженный взгляд, а я улыбаюсь.

Не буду говорить, что пошутила. Понаслаждаюсь ее растерянными глазами еще пару секунд, а потом оставлю вопрос открытым; пусть считает меня сумасшедшей. В этом даже есть нечто смешное, что веселит меня и заставляет улыбаться минут так пятнадцать.

Однако неожиданно мой взгляд привлекает черное пятно, возникшее на фоне экрана. Я свожу брови, подаюсь вперед и вижу, как тень на моих глазах приобретает человеческие очертания. Уже через мгновение я понимаю, что под натянутой тканью стоит моя мама! И она тянет ко мне бледную, худую руку и беззвучно открывает рот.

По спине проносится армия мурашек… Резко вжимаюсь в кресло, а беззвучный крик матери так и впивается в меня острой стрелой , отдавшись эхом по всему телу.

Неестественно широко открыв рот, моя мать похожа на пожирающего демона, вдруг явившегося за мной из склепа! Худая и бледная, она вглядывается в мои глаза своими, и я застываю от парализующего страха, словно вижу не Реджину Монфор, а чудовище.

Закрываю глаза. Все в порядке. Мне показалось, это не мама. Отсчитываю в голове цифры, изо всех сил сжав на подлокотниках пальцы. Раз, два. Страх отступит. Три, четыре и пять. Мне не страшно. Все в порядке. Пять. Открывай глаза. Пять!

Смело поднимаю веки, но понимаю, что рядом с экраном никого нет. Призрак исчез, как и ужас, едва не сдавивший в силках мое сердце. Но что это было? Почему мама совсем на себя была не похожа? Может, мне показалось? Может, я схожу с ума?

Дыхание приходит в норму. Я облегченно расслабляю плечи, а затем слышу за своей спиной хриплый, мертвенный голос:

– Не оборачивайся.

По телу проносится невероятный заряд , и я молниеносно вскакиваю, развернувшись на девяносто градусов! Страх взрывается в моих глазах, превратившись в живое и опасное существо, вскарабкивающееся по моей коже прямо к горлу. И я задыхаюсь в собственных эмоциях, захлебываюсь ими. Что это, черт возьми, было?

Смотрю в темноту зала, вижу недоуменные лица, и сдавливаю пальцами виски.

– Ты чего? – Удивляется Логан, взяв меня за руку. – Что там?

Слова скатываются по пищеводу, словно их кто-то заталкивает кулаками! Неуклюже покачиваю головой и шепчу:

– Я отойду. – Вновь встряхиваю волосами. – Отойду на пару минут.

– Ты уверена, что…

Растерянно прохожу мимо парня, едва не сваливаюсь , споткнувшись о его ноги. Иду к выходу под оглушительные крики жертв на экране, за которыми гонится убийца , и слабо опираюсь ладонями о стену. Вспышки освещают мое лицо, экран мигает, гипнотизируя, и я порывисто отталкиваю от себя двери, мечтая, наконец, оказаться на свободе; мечтая, как можно скорее, покинуть эту клетку.

Я боязливо оглядываюсь, волоча ноги в туалет. Люди смотрят на меня, а я изнуренно и порывисто отворачиваюсь, пряча глаза за огненными волосами. Почему они следят? Что они знают? Может, они тоже видели мою мать? Может, она прямо сейчас идет за мной?

Врываюсь в дамскую комнату и расстроенно прикрываю руками лицо.

Мне в эту минуту кажется, что происходящее со мной, вертится по кругу. Что едва я ощущаю себя в безопасности, как все рушится, будто карточный домик. Возможно, секрет спокойствия в постоянном напряжении… Если ожидать худшего, худшего не случится. Не знаю, почему так случается , но в этом правда. Когда ты готов умереть, ты остаешься жить. А когда боишься смерти, она хватает тебя за горло и душит.

Я устало брызгаю в лицо холодной водой. Выдыхаю и думаю о том, как себя вести.

Мне стоит вернуться в зал и досмотреть кино, или стоит уйти домой, наконец, поняв, в какой паршивой ситуации я нахожусь, и как много чертовщины творится вокруг?

– Ох, – потираю пальцами горящие щеки и опускаю плечи. Почему мама повела себя так странно? Или это была не она? Может, мне и вовсе показалось?

Черт возьми, это незнание с ума меня сводит! Когда я перестану бояться и, наконец, дам отпор всей этой нависшей надо мной дряни?

Внезапно дверь дамской комнаты распахивается, и я храбро оборачиваюсь с рьяным намерением разорвать демона на куски ; правда, столкнуться мне приходится с существом , куда похуже демона: с озадаченно-взволнованным Мэттом Нортаном.

Парень подпирает дверь табуреткой, спрятанной под раковиной. И как он вообще ее заметил? Или он уже и раньше вытворял подобное? Бунтарь-Мэтти. Еще и губы надул, и руки на груди сплел. Мэтт останавливается напротив меня, будто недовольный папаша, а мне, что? Оправдываться? Начать извиняться? Я раздраженно взмахиваю руками.

– Давай без нравоучений. Поссоримся завтра, хорошо?

– Нет.

– Нет? – Жалостливо выдыхаю и чувствую, как сваливаются от тяжести руки. Что на такое ответишь? Ничего. – Но я не хочу ругаться, а мы непременно поругаемся, если ты не уберешь со своего лица это выражение.

– Какое выражение? – Сводя брови, спрашивает он, а я стискиваю зубы.

– Именно. Такое. Словно я только что огрела тебя лопатой.

– Что произошло в зале? – Без прелюдии, сразу к делу? В его стиле… Мэтт наклоняет голову и изучает меня, словно я древнее ископаемое. Это раздражает. – Что ты увидела?