– Снижение на триста метров, прыгаем одновременно с техникой!
– Блин из-за парашюта неуклюжий и какой-то растопыренный, движениями ладони подгонял, стоя на аппарели, ребят в самолёт. Волк, улюлюкая, вбежал первым, пробарабанил по сиденьям ладонями, сунулся в кабину пилотов и, задержав взгляд на фотографии императора над приборной доской, спросил:

– Это родственник ваш? Тяжёлое воспоминание...

– Брысь, - сказал здорово похожий на императора штурман и, повернувшись, крикнул: - Лёту два часа с мелочью! Занимайте места согласно купленным билетам!

– Если бы он сказал "с небольшим" - мы бы попали в Египет, - шепнул Ягуар, занимая своё место - точней, то, что оказалось ближе к нему.

– Питание, выживание у всех с собой?
– Блин задержался в проходе, чтобы окинуть своих взглядом. Последовали хлопки по карманам. С собой у каждого были каши нескольких сортов, галеты, сухофрукты, сухое молоко, творог, порошковые тоники - и "выживание": суточные брикеты, "пригодные, - как было сказано в инструкции, - к употреблению в горячем, холодном, размоченном, твёрдом и порошкообразном видах". В войсках их называли "попробуй-выживи".

Аппарель неспешно поднялась, щёлкнула. Бортинженер закрыл бортовую дверь, прошёлся по салону, проверяя, как закреплена техника и, свистнув, полез в хвостовой блистер к установленной там мелкокалиберной пушке. Двери в пилотскую кабину тоже закрылись, и за бортом ровно, протяжно взвыли винты.

* * *

– Я и не ожидал такого, - Ягуар мечтательно улыбался.
– Нет, ты подумай - мама жива! Я честное слово - как пьяный, неужели это правда?! Я думал, думал - думал, что не бывает такого!

– Сам видишь - бывает, - Рыжий дружески приобнял его, встряхнул и просто сказал: - Я рад за тебя.

– Извини, - Ягуар всмотрелся в глаза друга и неловко сказал: - Я тут распинаюсь, а ты... Может, и твои живы?
– робко предположил он.
– Ты же мог...

– Ошибаться?
– Рыжий усмехнулся.
– Нет, не ошибся я... В таких случаях не ошибаются.

– Да-а...
– Ягуар на секунду примолк, но тут же снова заговорил, и в его голосе послышались покаянные нотки: - Я тебе уже сто раз это рассказывал... У нас думали, что до нас банды не доберутся. Мы же не так далеко от столицы жили... А третьего апреля к нам ворвались индейцы... навсегда запомню эту дату. У нас в городке много жило людей... разных по крови... Все думали, что, раз пережили Зиму, то постепенно всё наладится... Мне тогда было тринадцать. Я тоже хотел драться, но нас отправили в столицу. Мама ехала с нами. А оказалось, что дороги блокированы. И мост через реку... Те, кто нас охранял, приняли бой, а мы, старшие, искали и подгоняли к берегу всё, что могло плавать. Мы видели корабль вдали... подводная лодка, англосаксонская, она всплыла в устье реки, а между нею и берегом были волны и дул ветер, ледяной ветер... Стрельба была совсем близко. Мама нашла меня - прибежала на минутку, с винтовкой, вся пропахшая порохом... поцеловала меня, оттолкнула и ушла. Мы, кто постарше, хотели остаться, но мелкие пищали, и мы стали отплывать, отчаливать, не бросать же их. Тогда появились катера. Выскочили откуда-то из-под берега и стали бить из пулемётов по нам, давили корпусами... Я и Сабель оказались в воде, не помню, как... Уцепились за большой обломок, посадили на него двух маленьких девочек, они даже не кричали от ужаса, и погребли к той лодке. А она стояла на месте... Ноги судорогой сводило, Сабель мне и себе колола их булавкой и всё успокаивала девочек... А потом один катер пошёл на нас. Шёл полным ходом, и нос у него был - как меч. Я крикнул Сабель: "Спасайся!" А она ответила: "Маленькие утонут!" - и продолжала грести. Я... я не выдержал. Оттолкнулся, попытался отплыть, потом - заставил себя вернуться. Но поздно было, понимаешь? До сих пор помню её глаза, когда их всех ударил катер. Ударил - и пошёл по кругу, чтобы и меня... Меня спасла подлодка. Меня и ещё многих. Там заревели сирены, и она пошла вперёд. Эти трусы сразу побежали. Сразу, тут же. Но тогда я ненавидел англосаксов. За то, что они не вмешались сразу...

– Я понимаю, - сказал Рыжий.
– Я читал статью про те события. Я понимаю, ты не думай...

Ягуар кивнул и снова засмеялся:

– Надо же - мама нашлась, и где! В Амазонии! Ох, только бы ничего больше, ничего больше с ней не случилось!

– Не случится, что ты, - заверил друга Рыжий. А про себя подумал, что бывает разно - и, чтобы Ягуар не догадался об этих его мыслях, торопливо продолжал: - Блин понимает, кстати, что "не показался". Он даже догадался, что это ты должен был стать командиром. Вместо ЭнБи.

– Да ну, чушь, - нахмурился Ягуар.
– Он своё дело хорошо знает. Да и парень, кажется, ничего. Хмурый только... но что с того, мало ли, какая у него история в жизни...

– Это да, - признал Рыжий.
– Но какой он командир - я всё-таки ещё не знаю. И ты не знаешь. И никто не знает, даже он сам. До первого дела.

– Так вот оно и будет - дело, - заключил Ягуар. И добавил: - Эх, жаль, письмо пришлось в лагере оставить!..

...Рослый белый конь выбросил мальчишку из седла на повороте и умчался дальше, не обратив внимания на покатившегося по сероватой траве хозяина. Мальчишка вскрикнул и, с трудом остановившись выставленными вперёд, в дерево, ногами, сел кое-как. Опершись на руку, попробовал встать, но вскрикнул снова и повалился щекой на колкую траву. Потом - сел вновь, закусив губу и придерживая левой ладонью правую руку.

Из-за поворота появился второй всадник - словно бы слившийся с конём. Белый жеребец шёл ровной рысью, упряжь сверкала начищенным металлом, бородатый наездник, чуть пригнувшись в седле, рассматривал сидящего у дерева мальчика. Он не сделал ни единого движения и не издал ни одного звука, однако - конь остановился рядом с покалечившимся.

– Чего ты сидишь тут?
– хрипловато спросил мужчина. Мальчик поднял голову:

– Конь сбросил меня и убежал. И... отец, я сломал руку.

Ничто не дрогнуло в лице бородатого.

– Вставай, - безразлично сказал он, - ищи коня.

– Отец, я сломал руку!
– воскликнул мальчик протестующе-гневно.
– Как я буду искать коня?! И что мне делать потом?!

– Не знаю, - так же безразлично ответил бородатый, но потом в его глазах и голос промелькнуло лёгкое презрение, - но знаю точно, что на свете нет боли достаточно сильной для того, чтобы заставить моего сына сидеть на траве и скулить побитым щенком.

Он снова не двинулся и не произнёс больше ни слова - но конь молниеносно унёс его вперёд.