– Нет, в шлем нельзя. Там тот тип из безопасности, - сказал Валентин, шаркая ногами по ясеневым листьям, усыпавшим дорожку.
– В мэрию звонить голосом не хочу. Лучше в письменном виде.

Он подошёл вплотную к глухой стене, закрывшей полмира, задрал голову. Быстро справились, молодцы. Шероховатая поверхность, похожая на вулканический туф, только с поправкой на цвет. Не розовая, жёлтоватая. Метров двадцать сплошной гладкой стены, выше какие то уступы вроде треугольных пилястр ещё метров на шестьдесят. И ни одного окна на всю стену. Обелиск. Как они там будут жить в таком склепе? Заломило шею, Ключик опустил голову. У цоколя, всей стены, решётка наподобие ливневого стока. А если бросить туда камень? Камешек, подброшенный на ладони, упал, подскочил на одном из серых зубьев и провалился в щель. Из тёмного оскала вынесло усиленный эхом всплеск.

– Ливнёвка и есть, - сказал Ключик. Заглянул за угол дома, в ущелье между стенами - старой и новой. Протиснуться можно при желании, но что дальше? Надо посмотреть.

Тискаться не пришлось, узкая на первый взгляд щель оказалась достаточно широкой, чтобы свободно прошёл один человек среднего телосложения. Ключик продвигался, осторожно ступая, мимо обрубленного крыльца Зайцев, мимо опрятно занавешенного окошка Ядвиги Адамовны, вдоль штукатуренной бог знает когда стены, под свесом крыши. Бактобетонный монстр, когда рос, зацепил и обломал кое-где края шиферных листов. "Как пить дать потёчёт у Зайцев крыша", - подумал Валентин. Остановился там, где закончилась под ногами решётка. Монолитный прогон, подпорная стена, за нею обрыв. "Заглянуть? На колени стать страшно, разве вот на живот лечь". Так он и сделал. К обрыву подполз ужом, высунул голову. Нет, при желании можно было бы выбраться. Кое-где сантиметров тридцать от цоколя, а местами и все пятьдесят осталось вдоль стены.

– Фу... ундамент мне зацепили, сволочи, - брякнул Валентин Юрьевич, чтобы хоть что-то сказать. Ругался зря. Понятно ведь: когда вылезет из котлована бактобетонный риф, подопрёт фундамент десятого дома прочно.

Выразив недовольство, Валентин попятился, потому что понял: не будь даже наглухо заткнут зев дорожной развязки, всё равно не хватило бы духу пройти над обрывом пятьдесят метров. Просядет грунт, поползёт. Кракнет под ногами асфальт, полетят с шорохом в котлован комья земли пополам со щебнем, шкарябнут пару-тройку раз по штукатурке скрюченные пальцы... А-а! Чавк. И всё.

– Нет, жить мне ещё не надоело, - шепнул Ключик. Пятясь, поднялся сначала на колени, затем встал и на полусогнутых кинулся обратно во двор. Отдышался. Осмотрев ограждённую со всех сторон территорию, сказал:

– Что твой колодец.

На западе бактобетонная махина. На юге стена паркинга со слепыми окошками, над которой зеркальная небоскрёбина чуть не до самых туч. На востоке казематного вида мур дорожной развязки, метров двадцати высотой. Без альпинистского снаряжения не выбраться. С южной стороны в углах ни щели, мышь не пролезет. Вот разве что если поднять в юго-западном углу решётку ливнёвки... Ключик уронил туда камень, стал считать секунды, но на десятой остановил счёт. Колодец в преисподнюю.

– В гости ко мне теперь только на вертолёте. Или на верёвке м-можно, с крыш-ши, - стуча зубами, сказал Ключик. Его трясло.

– Ну х-хватит, - заявил он и вернулся домой. Останки телефонной трубки поднимать не стал: ну их, не хоронить же с почестями, да и мусор всё равно выбрасывать некуда. Первым делом камин.

Камин - утроба дома, а труба каминная - кирпичное горло его. Был дом когда-то многотрубным, для обогрева употреблял дрова и уголь, но грянули после войны перемены - пришлые люди всадили в изразцовые бока печей газовые рожки, и началось: стали одна за другой пропадать трубы. Тут котёл газовый поставят, там электрический, станет холодно в кирпичной утробе, а обожжённое бездымное горло зарастёт паутиной. Но остались всё-таки в доме три трубы, потому что Ключик свои печки ломать не дал. Как ни подъезжала жена - ни в какую. Хочешь термолинол на пол, изволь, но печи не трожь, потому что к термолинолу ладонями прижаться можно только раком ставши, а чтоб щекой, так вовсе надо лечь. И в декабре не воет в термолиноле ветер, не ревёт драконов огонь. Отстоял, уберёг, и, как оказалось, не зря. Жёны приходят и уходят, а камин - нет.

– Не отрезали бы только газ, - буркнул Ключик, сбрасывая в прихожей обувь. "Заодно воду и свет. Ага, электричество есть, пол тёплый. Да что пол! Сеть есть, а она по тому же проводу. И шлем работает. Вода..."

Он заскочил по дороге в ванную, открыл кран. Есть. Стараясь не смотреть в зеркало, наскоро умылся. Думал при этом: "Так и должно быть, потому что когда строили зеркальный дом на Подгорной, подключили оттуда. Ох, вода горячая! Здорово. И газ, и свет, и воду и каналью туда же вывели. Прекрасно. В коридоре у меня бардак, и ладно, пусть. Что нам ещё нужно для полноты счастья?"

– А для полноты счастья, господа, - провозгласил он, ворвавшись в гостиную, - мы с вами подтащим сюда кресло.

"Раритет! Кабинетное, девятнадцатый век".

– Затем мы возьмём спички.

"Тоже раритет, пойди их сейчас найди днём с огнём".

– И - вуаля!

В мгновение ока: дверца поддувала - тонк!
– решётка - щёлк!
– спичка - ш-шарк!
– об коробку. Запальник - фрс-с!
– и:

– Фс-сш!
– змеёй засипел фитилёк запальника.
– Фха!
– полыхнул в захолодевшей утробе огонь.

Ключик ещё раз проверил тягу (была хороша), решил, потирая руки: "Дыши, согревайся, а я пока гляну почту", - и направился в кабинет. Спешил. Поскорее вернуться в гостиную. Нетерпение дёргало его как за нитки марионетку, хоть и понятно было, что выстуженной каменной утробе меньше чем за три четверти часа не согреться никак. Почты нападало много. От бывшей жены пространное письмо Ключик, не читая, отправил в корзину. Банковские сообщения просмотрел мельком, убедился: да, перед тем как потребовать развод, жена сняла со счёта круглую сумму, едва на пропитание оставив гроши. Всегда была предусмотрительной девочкой. И всё-таки просчиталась. Подожди она ещё пару суток, смогла бы урвать изрядный куш. Свалились деньжищи непонятно откуда. Впрочем, написано же в расшифровке: компенсационный сертификат номер такой-то.