Когда он заходил в прошлый раз, то предупреждал меня о комендантском часе. Я помню его строгий взгляд, тонкую линию его рта. Сейчас он предлагает осмотреть Милли. Я вся на нервах. Не знаю, как мне следует вести себя с этим человеком.

Колеблюсь. Но потом вспоминаю, как Милли плакала ночью.

— У нее болит нога, — говорю ему я. — Она упала на гравий. Боюсь, как бы не пошло заражение. Заходите.

В тот момент как я пригласила его в дом, во мне поднимается тошнотворная волна сомнения. Настойчивый голос в моей голове гневно и возмущенно ругает меня. «Что ты делаешь? Этот человек — твой враг. Ты доверяешь ему свою дочь, но он не на твоей стороне…» Но я уже не могу отступить.

Милли лежит на диване в гостиной, больное колено покоится на подушке. Когда мы заходим в комнату, она поднимает взгляд. Несмотря на боль, на ее личике проступает любопытство.

— Милли, меня зовут Макс. Я доктор.

Она картинно указывает на свое колено, наслаждаясь ролью пациента, наслаждаясь всем драматизмом ситуации.

— Болит, — говорит она.

Он осматривает ее, ощупываю кожу вокруг раны, сгибая-разгибая колено. Она вздрагивает от его прикосновений. Когда он причиняет ей боль, в ее взгляде появляются осколки сомнений. Меня так и тянет броситься к ним и оттащить ее в сторону.

— Так как же ты поранилась, Милли?

— Все из-за Бланш. Она погналась за мной.

— Моя дочка тоже любит бегать, — говорит капитан Рихтер. — И любит дразнить своего старшего брата…

Должно быть, он видел все, что случилось, через окно в Ле Винерс. Я ощущаю по отношению к нему некую враждебность.

Но Милли заинтригована.

— А сколько ей лет? Она тоже падает? — спрашивает она.

— Ей шесть лет. Да, она тоже бывает, что падает. — Его голос смягчается, когда он заговаривает о дочери. — Она всегда куда-то бежит, спешит. Не может сидеть спокойно.

Он встает и поворачивается ко мне.

— Как вы и думали, в ранку попала зараза, — говорит он. — Ей нужны лекарства. — Рихтер достает из кармана коричневую стеклянную бутылочку. — Это сульфамиды. Они помогут побороть инфекцию. Позволите мне дать их Милли?

Киваю.

— Милли, ты умеешь пить таблетки? — спрашивает он.

— Конечно. Мне же четыре с половиной.

Капитан протягивает мне бутылочку и объясняет, как пить лекарство. Потом прощается с Милли. Я слышу, как над нами скрипит пол в комнате Эвелин. Молю Бога, чтобы она не решила спуститься прямо сейчас. Провожаю капитана до двери.

Думаю, каково это быть хирургом, и мне становится кое-что понятно. Хирург должен быть в каком-то смысле отстраненным и бесстрастным. Я отдаю себе отчет, насколько циничен этот человек. Он всего лишь наблюдатель. Тот, кто смотрит со стороны, он сам по себе, но все видит.

— Скучаете по работе в Берлине? — спрашиваю я у него. Теперь я перед ним в долгу, нужно быть вежливой.

— Очень сильно скучаю. — Тень набегает на его лицо, появляется пустота во взгляде. — Но вы же знаете, в это тяжелое время многие лишились любимого дела. У тех, кто принимает решения, другие планы на наши жизни. Как всегда.

Я вздрагиваю. Должен ли он говорить мне что-то подобное? Он что, критикует Гитлера? Что на самом деле эти люди, эти солдаты, думают о войне?

— Это касается всех нас, — продолжает он. — Никто из нас не может быть там, где ему хочется. — Он слегка пожимает плечами, словно отбрасывая в сторону эту минуту откровения, словно он немного смущен. — Но в сложившихся обстоятельствах, мы считаем, что нам повезло — мы оказались на вашем прекрасном острове. Мы все, каждый из нас, благодарны… Хотя мне представляется, что вы смотрите на это несколько иначе.

У него умная улыбка с оттенком самоиронии.

— Большое вам спасибо за помощь, — говорю я.

Я открываю дверь и нервно оглядываю переулок, чтобы убедиться, что никто не увидит, как он выходит из моего дома. Капитан поворачивается и уходит, брезгливо огибая лужи. Дождь уже не идет, темные опавшие листья блестят, словно мокрая кожа.

Гадаю, кто же рассказал ему, что Милли поранилась, кто слышал наш разговор. Капитан Леманн наблюдал за нашим домом? Это капитан Леманн отправил Рихтера к нам?

Собираю все фрукты, что есть в саду. Яблоки я складирую в сарае, высыпав в картонные коробки. Сливы закатываю в бутылки. А вот груши мы съедаем все сразу, они не хранятся долго. Милли отказывается есть кожуру, поэтому специально для нее я очищаю и нарезаю фрукты. Зернистая плоть сочится густым и вязким нектаром.

Дует северный ветер, и птицы улетают в теплые страны, где проведут всю зиму. Наш остров лежит на одном из перелетных путей в Европу, он ведет на юг по западным окраинам. По ночам, в темноте, можно услышать перекличку цапель; иногда хрипло и одиноко, словно потерянные души, кричат гуси.