Открываю книгу, страницы пахнут пылью и плесенью. Пролистываю ее: старомодный декоративный шрифт, начальная буква каждой сказки обвита листьями.

Закладкой служит засушенный цветок. Несмотря на то, что он выцвел и высох, я по форме узнаю в нем стальник колючий — ползучее растение с розовыми лепестками. На нашем острове он растет повсюду: на каждом склоне или вершине скалы, или не скошенном участке земли. Мне всегда нравилось его название. Смысл заключается в том, что его красота останавливает комбайны.

— Спасибо. Милли понравятся эти сказки. Нам обеим понравятся, — говорю я.

Энжи делает что-то похожее на кофе, заварив обжаренный пастернак. Напиток горький, но его вполне можно пить (если только выкинуть из головы память о вкусе настоящего кофе). Мы сидим за ее кухонным столом и молча пьем.

У нее все еще бледный, потерянный вид. Когда я спрашиваю, как она держится, Энжи печально улыбается.

— Не так уж и плохо, Вивьен. Жаловаться не на что.

— Если я могу чем-то помочь… — начинаю я.

Энжи как всегда практична.

— Пока ты здесь, ты могла бы помочь мне шелушить горох, — отвечает она.

Она берет стручки гороха из раковины и выкладывает их на стол. Некоторое время слышен лишь стук горошин о миски, а через открытую дверь доносится царапанье и возня кур. Да еще слышен шепот деревенской местности. Складывается ощущение, что всю комнату покрыл темный лак грусти.

Спустя какое-то время она откашливается, но в мою сторону не смотрит.

— Знаешь, Вивьен, я порой просто ненавидела Фрэнка, — говорит она. Очень прозаично, как будто отвечает на заданный мной вопрос. — Дело в том, что когда он напивался, то распускал руки. Ты знала об этом, Вивьен?

Я немного удивлена тем, что она в открытую об этом говорит.

— Иногда я так думала, — осторожно отвечаю я.

— Ну, ты очень чуткая, Вивьен, ты умеешь подмечать такие вещи, — говорит Энжи. — Ты знаешь, что чувствуют люди… Так вот, когда он напивался, я должна была сидеть тише воды, ниже травы. Вести себя как хорошая девочка, иначе он меня избивал… Но сейчас, когда его нет, я очень по нему скучаю. Любовь — очень странный зверь, — продолжает она, луща горошек.

— Это да, — отвечаю я.

— Он мог быть разным. В нем жили два разных человека. Это странно, правда, Вивьен? И один из этих людей был для меня незнакомцем. Порой я думала: «А я вообще знаю этого человека?»

Вспоминаю тот ужасный момент, когда я заглянула в гримерную Юджина, когда увидела его с Моникой Чарлз. Эта тошнотворная мысль, словно насекомое карабкается по моей коже: мой брак отнюдь не таков, каким я его себе представляла. Кофе из пастернака оставляет на языке горькое послевкусие.

— Я понимаю, что ты хочешь сказать… понимаю, что чувствуешь, — говорю я. — Ты задаешься вопросом, насколько хорошо ты знаешь человека.

Снаружи шелестят листья на старом дереве. К осени они высохли и у них грубоватый и шипящий шелест.

— Но несмотря на все это, он был хорошим человеком, — медленно, тщательно подбирая слова, говорит мне Энжи. — Он был трудягой, что очень важно в мужчине. Мне не хватает мужских рук. Таков закон природы, ведь так? Чтобы в доме были мужские руки. Я иногда ненавидела его, а сейчас люто по нему скучаю… Знаешь, какой урок из этого я вынесла, Вивьен? Ты всегда должна быть благодарна судьбе за каждый ее подарок. — Она открывает стручок. — Дорожи тем, что имеешь, — продолжает Энжи, а горошины со стуком падают в миску.

Возвращаюсь домой в Ле Коломбьер. Мне грустно от того, насколько Энжи изменилась. Она теперь такая тихая, такая задумчивая. Когда Фрэнк был жив, она тараторила без умолку.

Она знала все новости и сплетни. Энжи знала много баек и любила посудачить о тех суевериях, в которые до сих пор верят старики. Вроде такого, когда говорят, что будет дождь, если мерещится шарканье ног по гальке.

Во время приливов случается больше родов, а во время отливов — смертей. Жизнь приходит с водой, а уходит, когда та спадает.

Особенно она любила рассказывать про местных ведьм, которые давным-давно встречались на Ле Катиорак, мысе на западной стороне острова. Энжи говорила, что ведьмы плясали там совершенно обнаженными, как обычно это делают ведьмы. Они проклинали монахов, которые жили на острове Лиху (святой остров возле западного берега Гернси).

Картинка вырисовывалась впечатляющая: свирепые голые женщины, извергающие проклятья на ветру, ибо на том мысе всегда очень ветрено. Мы иногда ходили туда летом. Во время отлива можно добраться до острова по дамбе из камней.