Шрифт:
Книппердоллинк.
За Полярной звездою мы Млечным Путем…Бокельзон.
…Небо вместе с землею мы вдруг разнесем.Начинают изображать Страшный Суд.
Бокельзон.
Судный день недалек. Он придет, и тогда Бокельзон царь спокойно войдет в зал суда.Книппердоллинк.
Голый он, окровавленный, все свои вирши Гордо произнесет пред Судьею Всевышним.Бокельзон.
И вострепещут и, страхом гонимы, Взлетят разом ангелы и херувимы.Книппердоллинк.
Мир — только театр. Господь наш поймет, Встанет и тихо в отставку уйдет.Бокельзон.
Прочь, херувимы! Ангелы — вон!Книппердоллинк.
Тогда и воссядет на Божеский трон Анабаптистов король — Бокельзон.Бокельзон.
И насладится небесным мгновением — Поставленным им же светопреставлением.Книппердоллинк.
И занавес в гуле оваций падет: Всемирной истории кончится ход.Бокельзон. Овации. Вот именно. Овации. А теперь мы покинем сцену бывшего театра епископа, о несчастнейший из моих подданных, мы покинем также царский дворец и прямиком направимся к воротам Эгидия.
Уходят.
Книппердоллинк. Мы же вновь скроемся во тьме.
На подступах к Мюнстеру. Из ворот Эгидия выходит Бокельзон.
Бокельзон.
Истоптанная вестфальская мякина, Запятнанная грязью, зараженная, Наполовину развалившаяся, Битком набитая спасателями мира и безумным бабьем, Готовая, словно связка соломы, вспыхнуть от Огня моей фантазии. Слишком уж немецкий городишко, Ты меня больше не устраиваешь. Аплодисменты — вот в чем я нуждаюсь, В восторженной публике, В буре оваций. Ибо тот, кто здесь мне еще хлопает, Просто сошел с ума от голода И сжался в комок из страха перед поражением, Пытками и смертью на виселице. И потому убогий, мелкий городишко Мюнстер, Забытый Богом и всеми меценатами, Прощай, я покидаю тебя.На сцену выходят государи, военачальники и ландскнехты. Кардинал на носилках, епископ в кресле на колесах.
Вы, государи, собрались у стен города, Который вот уже несколько лет противостоит вам. Я предстал перед вами в образе царя. Я, как подобает комедианту, играю фарс, Где в изобилии встречаются отрывки из Библии И мечты о лучшем мире. О нем ведь как мечтал народ. И я занялся для вашего же увеселения Тем же, чем и вы, То есть правил, творил произвол И поступал по справедливости, Вознаграждал меценатов, палачей и одержимых Честолюбием, Прельщал лаской, Использовал благочестие и подлинную нужду, Жрал, пьянствовал, спал с женщинами, Подобно вам, томился от скуки, присущей любой власти, Которую я — уж этого вы точно не можете — Возвращаю вам прямо здесь. Спектакль окончен, о несравненные государи. Я лишь носил вашу маску и ни в коей мере не уподоблялся вам.Распахивает ворота Эгидия.
Мюнстер ваш! И гнев свой, и ярость Излейте на тех, кто еще здесь остались. Им — пытка! Я вольный мыслитель и лишь режиссер. И венок мне из лавров! А не топор!Государи дружно аплодируют.
Кардинал. И его вы не взяли в свою труппу, епископ?
Курфюрст. Великий артист!
Ландграф. Я предлагаю вам пожизненный договор.
Курфюрст. Он принадлежит моему театру.
Кардинал. Приди в Наши объятия, Бокельзон. (Прижимает его к груди.)
Актера Мы вам не отдадим, ландграф Гессенский. Бокельзон, получая тройной оклад по высшей ставке, будет играть на Нашей сцене, Которая благодаря ему станет самой лучшей в Нашей Священной Германской империи.Подводит его к носилкам.
Бокельзон усаживается в них.
Ландскнехты, займите город и три дня бесчинствуйте в нем. Жестоко покарайте его, за это с вас никто не спросит. Господь отвергнул свое лицо от Мюнстера, Так уподобьтесь ему, и грех не ляжет на вас. Оставьте только в живых несколько зачинщиков — Они предстанут перед трибуналом. И пусть среди них один окажется лишенным дара речи — Его мы выдадим за Бокельзона. Блюдя формальность и исполняя так волю Нашего всемилостивейшего императора.