В каком-то смысле Рина была и ангелом-хра¬нителем. Она помогала мне правильно оценить успех или не поддаться мелочному огорчению. Всегда веселая и энергичная, она обладала фан¬тастической способностью устанавливать отноше¬ния с людьми. Именно Рине я обязан тем, что многие годы с ней протекли не только без драм, но и без огорчений. С присущим ей умом и так¬том она умела, особенно за границей, не выгля¬деть эдакой типичной назойливой итальянской женой. Наоборот, всегда первая иронизировала, если какая-нибудь из моих почитательниц пы¬талась зайти слишком далеко, а ирония, как известно, в такого рода делах становится чуть ли не оружием. Об этих фантастических годах я сохранил самые приятные воспоминания. Были забавные эпизоды, анекдотические ситуации. Кое-чем мне хочется поделиться. Один из наиболее курьезных случаев произошел в Испании, куда меня пригла¬сили петь “Отелло” в мадридском театре “Каль-дерон” в старом зале, временно заменявшем сцену королевского театра. Успех спектаклей превзошел все ожидания, и испанские импре¬сарио засыпали меня предложениями. Одним из наиболее настойчивых оказался некий адвокат Феррер из Сан-Себастьяна, сын одного моего дав¬него знакомого. Еще в 1947 году я пел при пос-редничестве его отца в Сан-Себастьпне и в Сантан-дере “Кармен”, “Тоску”, “Аиду” и “Богему”. Феррер был видным деятелем в стране басков, лидером общественного мнения как в музыке, так и в делах культуры вообще.

Наконец, дабы заполучить мое согласие, он позвонил мне в отель “Ритц”, пробившись сквозь все препоны тогда еще далеко не идеальной испанской телефонной сети, и попросил телефо¬нистку соединить его с “сеньором Де Монако”. После некоторой паузы ему ответили, что “сень¬ор Де Монако” занят на пресс-конференции с видными деятелями Мадрида. Феррер предпочел дожидаться у телефона. Прошло полчаса, и теле-фонистка сказала, что попробует соединить его с первым секретарем в соседних апартаментах.

Славный адвокат Феррер премного удивился тому, что у меня в отеле “Ритц” двое апартамен¬тов и несколько секретарей. Главным образом его обеспокоил размер будущего” гонорара. Если он привык к такому уровню жизни, подумал адвокат, то и гонорар запросит сказочный. Совершенно машинально, ожидая у телефона, он решился немного повысить сумму.

Еще несколько минут спустя его наконец соединили с “сеньором Де Монако” собственной персоной. Феррер сразу же назвал свою сумму и в ответ услышал; “Мне очень жаль, господин Фер¬рер, но петь я не стану”.

Феррер, что-то молниеносно подсчитав в уме, сказал: “Хорошо, сеньор Де Монако, но что вы скажете, если я увеличу сумму гонорара до трех тысяч пятисот долларов?”

На другой стороне провода вежливый голос произнес: “Я уже сказал вам и повторяю, что о пении не может быть и речи”.

“Но, позвольте, - простонал Феррер, — поче¬му же в Мадриде вы соглашаетесь выступать за такую плату, а в моем театре петь отказываетесь?

“По той простой причине, - ответил уже откровенно развеселившийся голос, — что я - князь Раньери Ди Монако, а не тенор Дель Мона¬ко”.

Еще одно забавное событие относится к 1959 году. Был конец января, и мне нужно было из Сан-Франциско попасть в Токио. Честно говоря, на самолете лететь не хотелось. Слишком много лет я только и делал, что в ожидании пересадок сидел в аэропортах всего мира. Мне пришло в го¬лову, что вполне можно устроить себе несколько дней беззаботного отдыха в приятном круизе че¬рез Тихий океан на хорошем корабле. Но когда встал вопрос о билетах, выяснилось, что регуляр¬ного морского сообщения, по крайней мере в этот период года, между калифорнийским побе¬режьем и Японией не существует, и находивший¬ся со мною Бинг, директор нью-йорского театра “Мет”, посоветовал выйти из положения дру¬гим способом. “Существуют очень удобные тор¬говые суда, - сказал он, — на которых преду¬смотрены кабины для пассажиров, причем весьма комфортабельные”. Взявшись за дело, он раздо¬был билет на крупный торговый корабль.

Пассажиров на борту было очень мало. Пом¬ню среди них протестантского пастора с женой и тремя детьми (один из которых — классический американский мальчишка-погромщик, навостри¬вшийся без промаха бить в цель апельсинами. Целью служил я). Мне удалось погрузить на суд¬но небольшое фортепиано, чтобы поддерживать себя в форме и разучивать партии. Однако после¬дующие одиннадцать дней плавания отнюдь не стали лучшими в моей жизни. Впрочем, всегда полезно осваивать новое. Корабль следовал ка¬ким-то маршрутом, который капитан назвал “медвежьим путем”, наиболее близко лежащим к Северному полярному кругу и самым корот¬ким для пересечения Тихого океана. Бывали мо¬менты, когда нам с Риной казалось, будто мы на¬ходимся в подводной лодке. Волны вздымались так высоко, что корабль пронзал их насквозь. Наш иллюминатор был вечно забрызган, и мы почти не видели неба. Да и в тех редких случаях, когда, презрев ледяной ветер, мы выбирались на палубу, небо оказывалось серым, тусклым и сливалось с морем и туманом.

Так или иначе, все прошло достаточно удач¬но. В самый последний день вблизи берегов Япо¬нии океан наконец-то успокоился, и даже прогля¬нуло бледное солнце. Тут-то, во время прощаль¬ного обеда, капитан, этот современный морской волк, с ангельской безмятежностью сообщил, что груз корабля составляли гвозди и взрывчатка! Кусок застрял у меня в горле. Перед мыслен¬ным взором пронеслось все наше плавание. Где-то посреди моря я, Марио Дель Монако, источаю рулады в своей каюте, а мальчишка-сорванец го¬товится обстрелять меня апельсинами. В студе¬ных северных водах Тихого океана я преспокой¬но распеваю, сидя на гвоздях со взрывчаткой!

Я уже упоминал иронию Рины по ад¬ресу моих чрезмерно горячих поклонниц. В 1956 году в Лос-Анджелесе на ее долю действительно выпало испытание. После одного из спектаклей, на банкете, ко мне приблизилась весьма привле¬кательная женщина, как оказалось, тридцати с лишним лет, из Техаса, владелица нефтяных скважин в Калифорнии. Она заговорила со мной об оперной музыке, стала расспрашивать о карь¬ере, словом, точно так же, как это делали все, кто стремился завязать дружбу. Празднество бы-ло устроено с поистине голливудским размахом, Я только что спел “Андре Шенье” в зале “Шрайн аудиториум”, и поздравить меня пришли многие знаменитости тех лет, например Джанет Гейнор, великая инженю довоенного экрана, а также Кларк Гейбл. Моя рыжеволосая миллиардерша с безукоризненной косметикой на лице и нежней¬шими чертами принялась шутливо кокетничать со мной. Она подцепляла креветки в огромной чаше и кормила меня с вилки. Я, конечно, по¬дыгрывал ей. Вокруг хохотали, и все мы уже выпили порядочную дозу коктелей.

Все ограничилось креветками, и я совершен¬но забыл про это. Однако несколько дней спус¬тя, когда я пешком направлялся по Уилшир-Бул-вар с его самыми роскошными в мире магазина¬ми, из гостиницы в соседний кинотеатр (кино очень полезно, так как вынужденное молчание бережет голос), ко мне подкатил “кадиллак” с открытым верхом. За рулем сидела та саман ры¬жеволосая красавица из Техаса. Она пригласила меня “прокатиться” по голливудским холмам. И мы с ней сначала проехались, а потом сидели в каком-то баре, много шутили. Солнце, коктейль в высоком стакане, теплый южно-калифорний¬ский ветер, ее духи из каких-то субтропических растений - все это разгорячило меня. Возник небольшой флирт. Затем миллиардерша отвезла меня обратно в отель.