Шрифт:
– Чуть было не купилась, вот что значит авторское тщеславие! Вы разыскиваете Илларию, да?
– Да! – не стал темнить Мешков.
– Не должны вы ей звонить, зачем это, к чему это приведет?
Тут Таисию окликнули:
– Алсуфьева, Таисия Павловна! Там вас из редакции спрашивают!
– Всего доброго! – попрощался с ней Мешков и язвительно добавил: – Телефон я узнаю в вашей организации.
Несколько дней спустя Мешков возвращался домой после работы.
Как всегда, он сошел с автобуса возле своего дома, однако не завернул во двор, а прошел вперед по улице.
Будка телефона-автомата оказалась свободной. Мешков занял будку и плотно прикрыл за собой дверь.
На телефонный звонок трубку сняла Иллария:
– Алло!
– Иллария Павловна, это вы?
– Да! Это я! – проговорила Иллария недрогнувшим голосом. – Таисия мне рассказала, что вы разыскиваете мой телефон, и я уже третий день боюсь из дому выйти.
– Совершенно зря, – покачал головой Мешков, – вот что я вам хочу сказать…
– Ненавижу объясняться по телефону! – решительно объявила Иллария. – Все, что вы захотите мне сказать, скажете лично.
– Пусть будет по-вашему, – согласился Мешков. – Тогда давайте посидим в шашлычной.
Вскоре Мешков ждал Илларию возле шашлычной, которую сегодня украшало объявление «Санитарный день».
Вот появилась Иллария, пошла навстречу Мешкову и, высвободив из перчатки, протянула ему руку.
– Привет!
– Привет! – Мешков легонько пожал протянутую руку. – На вас опять новая шляпа!
– Да, я люблю шляпки. – Иллария весело улыбнулась. – Я представляю, как вы ходили по выставке, все таблички изучали, искали Т. П. Грандиозно! Я потрясена!
– Пришлось потрудиться! – Мешков тоже улыбнулся. – Вы извините, я думал, мы посидим в шашлычной, но видите, какое безобразие – санитарный день.
– У меня все равно времени в обрез. – Иллария двинулась по направлению к станции «Динамо». – Мы с Таисией сегодня выезжаем на этюды, вернемся к праздникам, пятого ноября, я набрала чертежей с собой, буду работать в гостинице. Ну, что вы хотели мне сообщить?
Мешков ничего не ответил. Некоторое время они молчали, а возле метро, не сговариваясь, вошли на территорию стадиона. Они пошли по дорожке, давя на асфальте мокрые листья.
– Ну все-таки, что вы мне хотели сообщить? – спросила Иллария. – Зачем-то вы меня вызывали?
– До вас у меня была спокойная жизнь, – невесело признал Мешков, – я мотался по своим командировкам, ходил на футбол, в домино играл, в преферанс. Душевная тишина, вот что у меня было.
– Значит, из-за меня вы бросили преферанс?
– Из-за вас одно беспокойство. – Мешков не глядел на Илларию. Он поглядел на афишу, которая висела у входа в кинотеатр. – Вас нету, а все равно у меня сплошная нервотрепка!
– Может, вы по мне скучаете?
– Никогда! – заверил Мешков. Теперь он увидел, что штакетник у входа на Южную трибуну, чуть правее кинотеатра, был раздвинут. И, не дожидаясь ответа Илларии, Мешков втиснулся в узкий проход. Иллария за ним. – И давайте договоримся, – продолжал Мешков. Он продирался сквозь заграждения. – Я думаю, так будет лучше. Вы ко мне не приходите, я вам не звоню, мы друг друга не ищем.
Иллария даже развеселилась:
– Чтоб это сообщить, вы разыскивали меня с такими трудностями? Вы непостижимы!
Сейчас они прошли на трибуну и оказались одни на всем стадионе. Они стояли между одиннадцатым и двенадцатым рядами, и было непривычно тихо, поразительно тихо. Они смотрели на поле стадиона, застеленное огромным брезентом, и на безжизненные сетки на футбольных воротах. Мешков достал из кармана газету, расстелил ее на деревянной, облезлого голубого цвета трибуне, и они присели рядом.
Они опять помолчали, самую малость. Потом Мешков усмехнулся и предложил:
– Скинемся по рублику? Вы за каких будете, за синих или за белых?
Иллария тоже усмехнулась:
– Скинемся! А вы за каких?
– Я за синих!
– Тогда я тоже буду за синих!
– Да нет, – покрутил головой Мешков, – мы должны болеть за разные команды! Вы будете болеть за белых, белых!
– Я буду за белых, белых! – повторила Иллария.
Оба улыбнулись.
И тут возле них возник служитель и грубо спросил:
– Вы еще как сюда попали? Посторонним запрещено! Уходите!
Иллария и Мешков покорно встали и ушли. Они снова гуляли по асфальту, густо закиданному листьями. И уже возле метро Мешков поинтересовался: