Первый спектакль с участием Терри и Шарля – это была одна из комедий Шекспира – имел необыкновенный успех. Имена вновь вспыхнувших звезд были на устах всего Нью-Йорка, а афишами с их изображениями был увешан весь Бродвей. Нередко рядом с именем Терри звучало и имя Сюзанны. Театральное общество уже возвело их в ранг помолвленной пары и считало дело решенным, а потому о Сюзанне говорили как об официальной невесте. Шарль обещал стать еще одной звездой труппы, выбрав амплуа «веселого и находчивого друга главного героя». Впрочем, со временем он надеялся сменить его на более серьезные роли. А пока публика была в восторге.

Терри сделал последний глоток и отставил чашку. Еще минуту он смотрел на изящный фарфор тем же задумчиво-отрешенным взглядом, а затем темные ресницы дрогнули, и Элеонора утонула в изумрудно-непроницаемой глубине глаз сына.

– Мама, я хочу кое-что сказать тебе. Собственно, я за этим и пришел, – Терри замялся. На мгновение маска холодного спокойствия слетела с его лица, на котором отразились тоска, сомнение и мучительная внутренняя борьба. Впрочем, они тут же исчезли, вновь сменившись прежней ледяной отрешенностью приговоренного к смертной казни, понимающего всю безнадежность дальнейшего сопротивления. Элеоноре стало не по себе.

– В самом деле? – пробормотала она, пытаясь подавить нахлынувшее беспокойство и изо всех сил стараясь, чтобы ее голос звучал как обычно.

– Да, – это короткое слово прозвучало решительно и бескомпромиссно, словно выстрел.

Скорее по привычке, нежели нарочно, она выдержала паузу, сделала глоток, неторопливо поставила чашку на блюдце и только потом посмотрела на сына, вопросительно приподняв брови.

Тот помолчал несколько секунд, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя, а затем нахмурился, тряхнул головой и, глядя ей прямо в глаза, решительно произнес:

– Мама, я принял одно очень важное решение. Вообще-то мне следовало это сделать уже давно, но я все медлил, надеясь. Надеясь… – он снова отвел глаза и поморщился, словно испытывал сильную боль. – А, неважно, на что я надеялся. Я был идиотом, вот и всё! Да еще и трусом, к тому же. Но я наконец-то принял решение и намерен его осуществить!

– Терри, я… Я не совсем понимаю, о чем ты? – пробормотала Элеонора. Тревога внутри нарастала. Ее охватило тяжелое предчувствие надвигающейся беды. Беды неотвратимой и ужасной. Она уже знала, что сейчас услышит. И не хотела этого слышать.

– Мама, завтра я сделаю предложение Сюзанне.

Эта простая фраза оглушила ее, словно гигантский кусок скалы, рухнувший в воду.

– Вот как, – только и смогла произнести она внезапно пересохшими губами. – Но… Но ты… Вы… – она мучительно пыталась подобрать слова, чтобы выразить то, что хотела сказать, но они словно нарочно ускользали от нее. – Ты хорошо подумал? – наконец выдавила она.

Терри откинулся на спинку стула и, запрокинув голову, задумчиво посмотрел потолок.

– Да, мама. Я все обдумал. Я только об этом и думаю с самого возвращения! Наверное, я должен был сделать это давно. В тот самый день, в госпитале, когда отпустил… – он замолчал и закрыл глаза.

“…когда отпустил Кенди, – мысленно закончила за него Элеонора. – Бедный мой Терри. Бедный мой мальчик. Как же это все-таки несправедливо!”

– Да, я должен был сделать это давно! – снова заговорил Терри, его голос звучал холодно и пусто, – Пора покончить с этой глупой ситуацией, в которой я оказался сам и в которую ставлю Сюзанну. В конце концов, она ни в чем не виновата. Наоборот. Она спасла меня, и я в долгу перед ней. И всегда буду. Не секрет, что все считают нас помолвленной парой. Не буду отрицать, что и она, и я дали достаточно оснований так думать. Пришла пора отвечать.

– Д-да… Да, конечно, – начала Элеонора, тщательно подбирая слова. – Но, Терри, ты уверен, что это правильное решение? Я поддержу тебя в любом случае, но мне кажется, что ты принял это решение не по доброй воле. А это неправильно, Терри. Это ошибка. Большая ошибка, которую потом невозможно будет исправить.

Терри открыл глаза и посмотрел на мать.

– Возможно, мама. Но так продолжаться больше не может. Пора покончить со всей это глупой подвешенной ситуацией раз и навсегда, иначе поползут слухи. А единственной, кто пострадает в результате этих досужих домыслов, будет именно Сюзанна.

– “Сюзанна”, “Сюзанна”, “Сюзанна”! – взорвалась Элеонора, – Только и слышу это имя! Но меня интересует не Сюзанна, а ты. Ты – мой сын, Терри. И не хочу, чтобы ты допустил ошибку. Ты думаешь о благе Сюзанны – это благородно и замечательно. Особенно если учесть, что она для тебя сделала. Но как же ты сам, Терри? О себе ты подумал? Нельзя же вот так в благодарность взять и отказаться от собственной жизни! От самого себя! Что с тобой будет, Терри? Как ты будешь жить? И это не на один день и даже не на месяц. На годы! На долгие годы! Возможно, на всю жизнь! Ты сможешь? Ты выдержишь? Ты сумеешь притворяться всю жизнь? Притворяться каждое мгновение, каждый миг? И не ради любви, а ради благодарности. Ведь ты же любишь другую женщину, Терри. Ты любишь Кенди.