Шрифт:
“А любишь ли ты ее? – неожиданно с противной язвительностью отозвался внутренний голос. – Ведь вчера вечером и этой ночью ты даже ни разу не вспомнил о ней. Ни разу! И не вздумай лгать, Арчибальд! Этой ночью ты был с Анни. Обнимал, целовал, шептал разные глупости. И всё с Анни. Не с Кенди. Этой ночью ты делил свое ложе и свою страсть с Анни Брайтон”.
“Заткнись! – Арчи страстно хотелось взвыть. Выкрикнуть это слово так громко, чтобы услышала вся Вселенная до самых дальних ее уголков. – Это неправда! Я люблю Кенди, слышишь? Кенди! КЕНДИ!!! И только Кенди! Я люблю ее. ЛЮБЛЮ!”
“Угу, – язвительно усмехнулся голос. – А спал ночью с Анни”.
“Эта ночь была ошибкой! – исступленно возразил Арчи. – Одной большой непоправимой ошибкой! Надеюсь, Анни когда-нибудь простит меня за то, что я сделал, но я люблю Кенди. Кенди, а не ее. И я ее не насиловал. Она этого хотела. ХОТЕЛА. Вряд ли она осталась здесь со мной и спала так мирно и спокойно рядом, если бы было иначе. Но эта ночь ничего не меняет. НИЧЕГО!”
“Тебе лучше знать. Только что ты теперь будешь делать? И самое главное – что ты скажешь Анни, когда она проснется? Что все это было одной большой ошибкой?”
Внутренний голос умолк, но Арчи не мог не признать, что, по крайней мере, в одном этот язвительный палач-невидимка был прав: он совершенно не представлял, что он скажет Анни.
“Я… Я… Я не смогу сказать ей, что все, что произошло между нами, было ошибкой. Это… Это не так. Не совсем так! А как? Черт! Черт побери все на свете!!! И меня – в первую очередь! Это ж надо было такую глупость совершить! И как раз тогда, когда Кенди вернулась и она наконец-то свободна. Когда можно открыто признаться ей в своих чувствах, ухаживать за ней, добиваясь взаимности! А что теперь? Лгать? Лгать в надежде, что Анни скроет то, что произошло между нами этой ночью? Или лгать обоим? Что теперь, Арчи? Что? Что ты будешь делать теперь?”
Голова болела все сильнее и сильнее. Арчи казалось, что ему на голову надели раскаленный металлический терновый венец с шипами вовнутрь и теперь методично сжимают его, отчего шипы медленно впиваются в мозг, заставляя его корчиться в муках. Кровь тяжелым молотом стучала в ушах, а виски, казалось, сейчас лопнут. Почти не отдавая себе отчета в том, что он делает, Арчи бесшумно выбрался из постели и принялся одеваться, стараясь не разбудить свою нечаянную любовницу.
Натянув брюки, он нагнулся за рубашкой, но руки наткнулись на корсет из бордового шелка, щедро, но со вкусом украшенного пеной изящных черных кружев. Он прекрасно помнил, как расстегивал эту откровенную штучку, скорее ласкающую, нежели скрывающую теплую нежную плоть девичьего тела. Арчи невольно покосился на лежащую на постели Анни. Вот чего он уж точно не ожидал и даже предположить не мог, так это того, что скромница и тихоня Анни Брайтон носит ТАКОЕ нижнее белье. Он помнил свои ощущения в ту секунду, когда из-под сползшего с белоснежных точеных плеч строгого, темного, едва ли не пуританского платья появилось это искушение из шелка и кружев. Его словно окатило волной пламени. Это было… как удар ниже пояса. И он не устоял. Быть может, большая часть вины за то, что произошло между ними этой ночью, и была на нем, но Анни тоже была виновата. Хотя бы потому, что носила такое совершенно неподобающее юной и невинной леди белье куртизанки.
Одевшись, Арчи поднял плащ и ботинки и на цыпочках пробрался к двери. Чуть приоткрыв ее и мысленно возблагодарив смазавшего петли за то, что они не скрипели, он осторожно выглянул в коридор. Тот был пуст. Арчи прислушался. Кругом царило сонное безмолвие. Дом крепко почивал в объятиях Морфея и, очевидно, не собирался из них вырываться. По крайней мере, в ближайшее время.
“Вот и славно”, – подумал Арчи и поспешил к лестнице.
Оказавшись в прихожей, он надел плащ и ботинки и вышел на улицу, осторожно прикрыв за собой дверь. И только тогда понял, что он и Анни провели эту ночь отнюдь не в отеле, а в квартире Анни.
“Еще одна проблема, – расстроено подумал он. – А если кто-нибудь видел, как я заходил к ней? Каково будет Анни, если пойдут сплетни? – Арчи почувствовал, как его охватывает отчаяние. Его жизнь, которая еще вчера целиком и полностью была у него под контролем, сегодня стремительно летела в тартарары, а он ничего не мог с этим поделать. – Господи, – устало взмолился он, – сделай так, чтобы никто не видел, как я входил в комнату Анни этой ночью и как выходил от нее сегодня. Прошу, сделай это не ради меня, а ради Анни. Ведь ей здесь жить”.
Зябко кутаясь и прикрывая лицо воротом плаща, он быстро зашагал в сторону вокзала.
Она проснулась оттого, что солнце ярко светило ей прямо в лицо. Недовольно поморщившись, Анни открыла глаза. Длинные ресницы медленно вспорхнули над сонной темнотой глаз и тут же снова опустились. Девушка болезненно скривилась.
“Странно. Вроде, ничего не болит… Но ощущение, будто стоит шевельнуться – и просто рассыплюсь на мелкие кусочки. Что произошло?”
Солнечные лучи врывались сквозь незашторенное окно и нещадно били в лицо. Анни сделала усилие и перевернулась на другой бок. Тело отозвалось недовольством и смутно заныло.
“Что случилось? – снова подумала девушка и закрыла глаза, силясь припомнить. – Я была с Арчи. Она зашел за мной после работы, и мы пошли в ресторан. Мы говорили о Чикаго… О Кенди… Потом он проводил меня домой… А потом… Потом… О, Господи!”
Словно пытаясь убежать от нахлынувших воспоминаний, Анни зарылась лицом в подушку, чувствуя, как румянец заливает ее с головы до пят.
“Этого не могло произойти. Этого просто не может быть! И все же это произошло. Произошло на самом деле. Это правда. И что теперь будет?”