– А как ты узнала, что я его надел на себя?

– Я же с ним связана, он же мой! Я почувствовала сначала, что он отключается, а потом его страх. Он меня искал. Да, - поймав наши с Гермионой взгляды, поясняла сестра, - маховики имеют память и некоторые подобия чувств. Случается так, что маховик хоронят вместе с валькирией, он не принимает никакую другую. Мой ждет та же участь, боюсь. Делать их сложновато, это отнимает у той, кто их делает, уйму времени и вызывает необходимость общаться с миром, лежащим за пределами нашего понимания.

– Но ведь маховиков в Отделе Тайн было полно, можно же просто взять любой! – не понимал я. – Зачем их изготавливать с такими трудностями?

– В Министерстве были обычные маховики, человеческие. Мой же – маховик валькирии. Обитель моей сущности. Они специальные и никому, кроме валькирий, не дано права их носить. Тот, что носила Гермиона на третьем курсе, был лишь жалким подобием настоящего. Он мог вернуть вас назад во времени, но ненадолго, на ограниченный временной диапазон, и не влиял на то, как будет идти мир вокруг вас. Мой же может вернуть назад во времени не только меня, куда угодно, и в том числе навсегда. Итак, - оборвала она себя. – Так он выглядит, когда неактивен. А теперь начну лекции. С чего начать? – Кэт села в кресло и улыбнулась. Гермиона, превратившаяся обратно и в одежде мужчины выглядевшая теперь нелепо, присела на краешек стула, приманенного с кухни.

– Расскажи мне, пожалуйста, про то, как работает Поцелуй. Я все никак не могу понять, как можно вернуть с того света… - попросила подруга. Маховик на шее его нежно погладившей Кэт снова стал золотистым и теплым и уютным на вид. Могущественная, опасная и крохотная при этом вещичка обрела вновь свою хозяйку.

– Наставница Оливия говорила, что молодые валькирии про это часто спрашивают в первую очередь. И преемницы, - покачала головой Кэтрин. – Всем хочется его применить, чтобы оживить кого-нибудь, пока не узнают цену… Гарри, - она посмотрела на меня. – Так не принято, ты парень, преемником быть не можешь. Но я просто завяжу тебе язык, я это умею. Можешь послушать это и правила, я буду диктовать их Герми. Итак, валькирии живут долго, я слышала о двух сотнях лет. Наш дар, по сути, очень мощная энергия. Жизни и в то же время боевая. Он поддерживает тело, старение идет медленно и женщина, получившая дар, долго живет. Так бывает, если поцелуй не применить. Но если валькирия кого-то поцеловала, срок ее жизни…

– Сокращается, - пискнула Гермиона, поглядев на сестру. – А намного?

– Вдвое, - отрезала Кэтрин. – Срок жизни валькирии, применившей эту способность, сокращается почти вдвое. И общая жизненная сила несколько понижается. Эта энергия тратится на воскрешение, а дальнейшая судьба человека – в его руках. Мы… - она замялась, думая, как бы лучше что-то выразить. – Мы словно бы отдаем живую энергию миру-за-гранью, как плату за то живое, что он забрал. Частичку себя в обмен на того человека, которого возвращаем. Это одна из причин редкого прибегания к Поцелую. Страшно отдавать загробному миру часть своей жизни и своей сущности.

– А есть какие-то ограничения? – поинтересовалась побледневшая Гермиона.

– С момента смерти должно пройти не больше суток, и это всегда по-разному. Чем маг сильнее, тем дольше он после смерти может вернуться. У обычных людей, маглов и сквибов, этот срок равен часам восьми, а то и меньше. Могут быть даны всего секунды…

– А какова еще плата? – спросил я. – Ты говорила, что отдать половину собственной жизни – это только одна из плат. А еще одна? – сестра побледнела, было видно, что говорить ей об этом тяжело. Мне было ее жаль, но все-таки ответа от нее я ждал. Гермиона посерьезнела и словно бы увяла, качая головой. Принцип работы этой способности Кэтрин она явно себе представляла иначе. А вот я – нет. Я всегда осознавал, что за такую штуку валькирии дорого платят. Они за свой дар вообще дорого платили…

– Муки совести. Кого бы ты ни выбрала, всегда найдутся те, кого это спасло бы потом, те, кого ты могла бы вернуть, и не стала. И тебе будет стыдно перед ними за то, что ты вернула только одного. Вот почему принять такое решение всегда так сложно. Ты в любом случае будешь жалеть своих «жертв» и в твоей душе появится очередное острое чувство вины, и это будет страшнейшее твое осознание в жизни. Иногда приходится делать выбор между двумя людьми, и даже тремя, и это очень сложно… И потом грызет совесть, если кого-то все же поцелует. Но есть еще один вариант выбора, самый страшный. И самый предопределенный. Если уж он тебе сужден, его не избежать. Выбор между тем, кого велит вернуть долг и тем, кого ты хочешь вернуть умом и сердцем. Как правило, не целуют в такой миг никого или целуют любимого. Но та вина, что наступит после, поглощает все прочие чувства. Я слышала, что одна из валькирий от осознания своей вины за то, что между маленьким ребенком и любимым мужчиной выбрала мужчину, как эгоистка, сошла с ума. Мы люди и нам не чужды человеческие страсти и желания. Мы просто не имеем на них права, - по ее щеке скатилась слезинка, - мы не имеем права думать о себе, если кому-то в силах помочь. Это – одно из первых правил Кодекса, если убрать пышную словарную оболочку. Есть еще одно, - она виновато посмотрела на Герми. – Я понимаю, какую боль причиню тебе этими словами, но поверь, каждый из нас все делает, чтобы этого не случилось… Но вдруг?

– А в чем дело? – напряглась Гермиона, да и я тоже.

– Первые ифриты – дети валькирий и Хранителей, до войны те порой находили друг друга очень милыми и… - Кэт замялась. – Их дети овладели обеими сторонами магии, и как матери, и как отцы, и получили подлинную власть менять сознание, например. Но валькириям такой расклад не понравился, роман валькирий с Хранителями был сразу же поставлен под запрет, и от ифритов даже матери в конечном итоге отказались. Запрет на любые близкие отношения, я не о дружбе, был наложен и на них. Валькирия и ифрит не имеют права быть вместе. Прости меня… - прошептала Кэт. Гермиона всхлипнула, закрыв лицо руками. Я давно знал, что ей симпатичен Влад, что между ними что-то есть, но никак не ожидал, что над ними может нависать опасность такого… Я укутал Герми в одеяло, та, дрожавшая и плакавшая, только слабо кивнула, и вывел Кэтрин наружу. Было еще светло.

– Зачем ты это ей сказала?! Ей же сейчас тяжело! Это жестоко!

– Лучше сказать все сейчас, Гарри. Она не валькирия. Она может все обдумать и отказаться. Ее никто не обязывает это делать. Тогда преемника назначит Анна. Ровно до момента, когда маховик уже на шее, можно отказаться.

– Почему не отказалась ты? – развел я руками. Получается, она могла бы жить как люди и сама же отказалась. Почему? Это в голове никак не умещалось. Кэтрин возвращалась в палатку и обернулась ко мне, уже сделав шаг от меня.