Шрифт:
– В связи с тем, что вы сделали с мамой и продолжаете делать со мной, уважаемая крестная мама, - лучше бы она накричала на меня, угрожала или еще что-то, видеть такое холодное лицо в состоянии моей ярости было просто невыносимо. Совет ахнул за моей спиной.
– Крестница Анны? О святые валькирии, - в ужасе прошептал кто-то. – Какой кошмар!
– В смысле? – злость чуть поутихла, уступая недоумению. – Что это значит?
– Ты… - Франческа сглотнула и оглядела остальных. – Тебе лучше не знать, Кэтрин, - покачала она головой. – Правда, лучше не знать…
– Я имею право знать! – не выдержала я. – Хватит врать и умалчивать! Я имею право знать, во что влипла! – Совет опустил глаза, храня гробовое молчание. Анна перевела взгляд с меня на них.
– Можете сказать, - тихо произнесла она. – Раз уж начали, договаривайте. – Тишина по-прежнему висела полнейшая и Анна с усмешкой взяла меня за руку. – Я поговорю с валькирией Кэтрин, и к тому моменту, когда мы вернемся, вы решите, кто из вас ей это скажет. Если никто – я сниму весь Совет, а кое-кто лишится и дара, - окинув валькирий взглядом, она вывела меня в коридоры и долгое время мы молча шагали по их замысловатым переплетениям. Злость почти ушла, уступив недоумению, страху, желанию получить-таки адекватные ответы. Остановилась Анна только в оранжерее, где когда-то общалась с мамой. Только я в отличии от последней была с распущенными волосами и без мантии. Как прилетела, в общем-то, так и осталась.
– Давай присядем, - впервые за все время с тех пор, как мы покинули Зал, заговорила она. Тон ее голоса стал чуть мягче. Мы сели на красивую резную скамейку с видом на небольшой фонтанчик, украшенный серебряными лилиями. – Я так понимаю, блокнот вы с Майклом посмотрели весь? – я кивнула. – Оперативно, надо отдать ему должное. И что же вызвало столь лестный отзыв в мой адрес? Высказывай все, не стесняйся, ты имеешь право, - улыбнулась она мне. Я начала изложение всех своих претензий, начиная от того, что мне никто ничего не говорил о том, что Диадема, если я ее уничтожу, меня убьет с большой долей вероятности, и заканчивая тем, что она прекрасно знала, что произойдет с мамой и никак этому не препятствовала.
– Вы ей соврали еще в одном, - наконец закончила я. – Чары Измененного Сознания вы все-таки применили.
– Разве он вел бы себя так, примени я эти чары? – Анна склонила голову на бок. – Кэтрин, мне кажется, его поведение говорит само за себя.
– Не к нему, - прошипела я, заглянув ей в глаза. Анна достойно встретила мой разъяренный взгляд и своего не отводила.
– А к кому же? – она изобразила на лице что-то вроде удивления. Я стиснула зубы, успокаивая себя.
– К маме. Вот почему она не могла отказать ему резко и окончательно, хотя и хотела. Я права?
– С чего ты это взяла? – по прищуренным глазам я прочитала невысказанный ответ. Я не ошиблась.
– Догадалась. Маме рассказывали в тех воспоминаниях об этих чарах. Я нашла похожую симптоматику у нее самой, пока добиралась сюда. Зачем вы это сделали?
– Некоторые смертные очень любят распускать язык, - покачала она головой. – Стоило его завязать Тадеушу уже тогда…
– Зачем вы с ней так поступили?! Что она вам сделала?!
– К сожалению, дитя мое, я не могу тебе этого сказать. Возможно, однажды это будет допустимо, но сейчас тебе нельзя этого знать. Не все свои действия я обязана кому бы то ни было объяснять. Сознаюсь, я знала, что он ее убьет… - она отвела взгляд, опуская глаза. – И ничего не сделала, чтобы не допустить этого. Более того, мне пришлось помочь этому воплотиться в реальность. Но то, что я это сделала, не говорит о том, что я хотела это сделать…
– На нем тоже что-то наложено?
– Нет. На Долохова я ровным счетом ничего не накладывала.
– То, что она, как я поняла, не верила, что он Пожиратель, это тоже следствие Чар Измененного сознания? – мои вопросы задавались быстро, как во время блиц-игры, и Анна, по всей вероятности, машинально отвечала кое-что важное.
– Да. – Она явно чуть опомнилась. – К слову, не обвиняй Наставницу Оливию, она изначально была против моей затеи. Она обожала Розалину… В общем-то, - женщина внезапно опустила голову. – И я тоже…
– Так сильно, что даже ускорили ее кончину, - не удержалась я от горького сарказма. Экала покачала головой.
– Иногда приходится пожертвовать жизнью одного, чтобы спасти многих.
– Третье правило… - пробормотала я. Перед глазами всплыл Кодекс.
– Что?
– Третье правило Кодекса. Вы его только что озвучили. К слову, ко мне это тоже относится? – прищурилась я. Анна отрицательно покачала головой. По ее достаточно пространным объяснениям далее выяснялось, что погибну я только если прикажу короне вообще самоликвидироваться. Если же я прикажу, например, начать впитывать яд Василиска, то я сама жить останусь, а вот свет, заключенный в тиаре, исчезнет. Грубо говоря, ей придет конец. И хотя мое доверие к Анне и Совету резко после всего увиденного понизилось, мне от всей души хотелось поверить в то, что это правда. Разговор о Диадеме и обо всем, что с ней связано, был долгим, достаточно для меня сложным, но постепенно ситуация прорисовалась чуть более приятная. По крайней мере, у меня зародилась надежда на то, что я сумею все-таки устоять в этой игре и одержать верх. И на то, что талисман мне не подпортит жизнь так уж сильно. Анна полагала, что если предатели будут, то едва ли кто-то из тех, кто про талисман так уж хорошо знает, чтобы им воспользоваться. Даже совсем неполные, эти ответы были все же адекватнее, чем те, что в свое время получала мама, и это меня слегка успокоило.
– Розалина ничего не сделала мне, дело тут в другом. Нужно было, чтобы ты получила этот дар, именно для этой страны. Ну и для начала вообще родилась бы, - наконец призналась Анна.
– Я с самого начала пешка в вашей игре, верно? С самого рождения, - кустик какого-то растения с узкими листочками вспыхнул. Анна щелкнула пальцами, затушив его.
– Ты не пешка. Возможно даже, что ты – ферзь, - отозвалась она. – От твоих решений на самом деле зависит довольно многое, но я не уверена, что могу по-настоящему на них повлиять. Так что уж тебя назвать пешкой точно никак нельзя.