– Сдается мне, Ирма как-то не слишком жалела, что дар ей не достался, - развел руками Долохов. – Да и Джессика тоже, вроде.

– Я просила Роззи, - имя прозвучало с таким ехидством, что позавидовал бы даже Матей, обожавший подпускать в голос ехидные нотки. – Отдать мне дар, назначить меня преемницей. Она мне отказала! Она предпочла отдать дар этой девке, которая даже не понимает, какой это подарок!

– Подарок? – нервно улыбнулась Анжелика, вспомнив, как к «подарочку» относилась сама Кэтрин… Ядвига кивнула с лихорадочно блестящими глазами.

– И это вполне естественно, - хмыкнул Долохов. – Ты – дочь ифрита, такие не становятся валькириями. Как ты умудрилась, спрашивать не буду, но на твое предложение соглашусь. Лика? – взглянул он на жену.

– Обманешь – отрежу уши. Любимая забава денбриджцев, - обворожительно улыбнулась недавняя готесса. – Но, пожалуй, соглашусь… - ее рука легла мужу на плечо. Ожешко-Новак сглотнула, кивая, и начала рассказывать о чарах на доме… Час спустя Ядвига оставила дом, а еще через несколько часов от Димитра через Хранителя, закутанного в плащ с головой, поступило указание дождаться визитеров и постараться поймать, если они могут быть полезны, или хотя бы разнюхать побольше, если не удастся поймать. Беллатриса, к которой Долохов так же являлся с предложением соответствующего характера – покараулить Реддл в доме, где она родилась – а вдруг там что важное для нее есть? – великодушно позволила правой руке и его жене, получившим-таки поручение искать Реддл, попробовать. Намерение Долохова, о котором узнала Беллатриса, полностью соответствовало тому самому «искать Реддл»… Анж не отправилась в Школу, пользуясь личным письменным разрешением директора не посещать занятия, и чета Долоховых на самом деле задержалась в бывшем доме семьи Браун. Еще несколько дней спустя они встретились с самой Реддл… Встреча была короткой и на удивление спокойной, словно все ее четверо участников играли в какую-то странную игру в перемирие. По крайней мере, с усмешкой подумал тогда Долохов, если бы кто-то из его, по-русски выражаясь, «товарищей» (а Анжелике он слегка приврал, сказав, что и двух слов по-русски не знает, так как немного родной язык отца он все-таки учил. Слово «товарищи» входило-таки в его словарный запас русского языка), увидел сидящих рядом Кэтрин Реддл и Антонина Долохова, он бы сильно удивился. Мягко говоря, конечно. Но самым на взгляд Антонина знаменательным событием этой встречи оказалось то, что Ликуся, как на русский манер про себя прозвал он жену, умудрилась утащить у Реддл незаметно пресловутый талисман работы Ожешко-старшего, из-за которого весь сыр-бор с бумагами и стершим себе память Тадеушем и начался, под носом у Ожешко-младшего, явившегося вместе с Кэтрин.

“Болван старый!” - именно такую лаконичную и емкую характеристику про себя дал пану Ожешко Долохов. Поскольку мотивацию стирания собственной памяти, когда прибыла подмога, понять никак не мог…

Так или иначе, но пребывать в доме Браунов необходимость отпала, для Беллатрисы там побывал кто-то из новых дружков Реддл с континента, они с Анж схватились с ними, но, увы, пролить свет на местонахождение Реддл и Поттера это не помогло, а приказа ловить друзей Реддл, не входящих в список тех, кого Пожирателям предписывалось ловить, убивать и доставлять к Беллатрисе, не было. Лестрейндж осталась, на удивление, довольна таким положением вещей.

“Прокатило!” - облегченно хором подумали, насколько это вообще возможно, супруги Долоховы и отбыли домой. Анжелика вернулась в Школу, но надолго там не задержалась, поскольку в свой визит в следующие выходные принесла новость… Не сказать, чтобы жуткую, но и не самую лучшую в сложившейся ситуации…

***

Ее руки дрожали, когда она взмахом палочки убирала гостиную и спальни в доме вечером воскресенья. А щеки были бледнее обычного, хотя яркостью кожи «Ликуся» не отличалась никогда. Судя по тому, как она выглядела летом, когда они познакомились, и по ее колдографиям.

А еще Антонину бросились в глаза до крови искусанные губы… И после того, как Лика уронила одежду, которую собиралась стирать, мужчина не выдержал…

– Лика, - она испуганно обернулась, услышав за ее наклоненной за вещами спиной его голос. – В чем дело? Ты странно себя ведешь, руки дрожат, ты нервничаешь… Что случилось? – голос его звучал спокойно, но требовательно. Впрочем, по-другому в его случае быть и не могло.

– Ничего, - она попыталась изобразить улыбку, но ей это плохо удалось. Вместо улыбки получилась напуганная мордашка с гримаской на губах. – Все в порядке…

– Я же вижу, что это не так. Не заставляй меня заставлять тебя отвечать. Что случилось, Лика? – еще несколько минут допроса и девушка, сев прямо на пол в коридоре, подняла на него серые глаза, влажные от слез. Ее голос дрожал, когда она отвечала:

– Я беременна… Это точно. Я вчера была в клинике Святого Мунго. Больше месяца, как они сказали… Что-то около полутора… - прошептала она. – В общем, это было где-то в первой половине декабря… - Анж сжалась в комочек, плечи поникли. Долохов возвышался над ней, слегка растерянно глядя на жену и постепенно осознавая значение ее слов.

– Беременна? – присев рядом, спросил он. Девушка кивнула. – Ну что ж, - с невозмутимо-холодным выражением лица отозвался он, не имевший склонности к сентиментальности и сюсюканью по какому бы то ни было поводу, - я рад.

Анжелика исподлобья взглянула на него и едва заметно хмыкнула.

– Что ты собираешься делать с ребенком? – этот вопрос задан был ей неспроста. Антонин практически с самого начала знакомства догадывался, что Блаттон так рвалась в Пожиратели далеко неспроста, и именно поэтому-то взял ее под свой личный присмотр. Сейчас, спустя более полугода, он был практически уверен в том, что она – шпион, по крайней мере, являлась таковым, когда они встретились. И вторжения в его личное пространство он ей тоже не забыл… Только неожиданное признание в любви, вырвавшееся у нее, что он тоже понимал более чем хорошо, непроизвольно, спасло тогда ее жизнь. Но с того самого дня Антонин искал подтверждения и опровержения этому… Он, покрывая подосланную орденовцами или аврорами, точно он не знал, кто именно руководил Блаттон, рисковал сам. И хотя у него были все шансы свести и свои, и ее риски к минимальным последствиям, все же Пожиратель предпочитал быть уверен хотя бы в том, что с ее стороны не будет каких-то подстав и есть хоть какая-то отдача за риск, которому он подвергался… Хотя из всех опасностей эта были минимальной…

Вот и прозвучавший сейчас вопрос, как и многое другое – он наблюдал за ее реакцией на поведение Макнейра (хотя желание убить Макнейра в нем тогда буквально кипело), и то, что случилось впервые в ночь, когда они вернулись от Реддлов, и сам тот день и еще многое, имел под собой определенный умысел: то, что она решит об их ребенке, едва ли входившим в ее планы, когда она прибыла к Пожирателям, как ничто иное послужит или опровержением ее слов, и, что естественно, она лишилась бы потом жизни, или будет доказательством того, что она на самом деле что-то испытывает к нему. И, во что ему в глубине души хотелось верить, это что-то хотя бы похоже на любовь…