– Ну не так уж и давно, - он убрал прядь ее волос за ухо. – Но я хочу, чтобы ты поменьше совала нос в активность нашей организации и побольше была дома и отдыхала. Чтобы вы, - он погладил ее пока еще плоский животик, - отдыхали.

– Ты уверен? – две пары серых глаз встретились и что-то мелькнуло в обеих. – И как она к этому отнесется?

– Беру эту проблему на себя, - его глаза сверкнули таким знакомым огоньком. – Поменьше волнуйся. И береги его…

– Или ее… - девушка улеглась на бок и погладила его давно не бритую щеку. – Это может быть девочка!

– Или ее. Но сын порадует меня куда больше, - такая привычная и знакомая усмешка на губах. Такой знакомый взгляд… Отчего-то родной…

– Заказы не принимаются, мастер Долохов, - Анж, развеселившись, показала мужу язык и ойкнула, ощущая, что ее потеребили за кончик носа.
– И вообще, тебя порадует одинаково и сын, и дочь!

– Не перечить мужу! – рыкнул Антонин, но рыкнул почти мягко, нежно. Что-то менялось в нем, совсем немного, когда он оставался с ней наедине. Словно из жестокого и безжалостного преступника он превращался в такие минуты в человека. Возможно, что именно так оно и было…

– Мне можно, меня нельзя трогать, я не одна, - она подняла бровки, коварно усмехаясь. Мужчина покачал головой.

– Я тебя разбаловал. Мне никто не смеет дерзить так много и безнаказанно! – тяжелый взгляд устремился на нее. – Ты ведь об этом помнишь?

– Но я не никто, - он лег на спину и девушка склонилась к его лицу. – Я – мать твоего будущего ребенка. Твой друг.

– И моя жена, - он бережно уложил ее и поцеловал в лоб. – А ну спать! Мне просто приснился дурной сон, кое-какие не очень хорошие мои действия, но в жизни такого не повторится. Обещаю. Спать!

– Ты меня разбудил и я не хочу спать, - капризно надула губки беременная девушка.

– Хочешь. Я лучше знаю. Спать! – в его достаточно мягком голосе проскользнули те самые нотки, перечить которым не рисковала и она, которой позволялось куда больше, чем почти всем остальным его знакомым…

Анжелика покорно устроилась удобнее и закрыла глаза, погружаясь в сон, а вот Долохов, спустив ноги на пол, попытался прогнать воспоминания из другой реальности. Из мира, где Розалина была его женой, а Кэтрин считалась его дочерью. Розалина… Она сказала ему, что он тогда сделал, но он и не представлял, как это произошло. А теперь увидел…

Он нервно оглянулся на Анжелику, словно боясь чего-то, но девушка уже мирно спала. Однако перед мысленным взором пронеслись картины, жуткие в своей реалистичности – палочка, направленная на нее, и заклинание, уносящее ее жизнь. И округлившийся животик под платьем, животик, в котором его ребенок…

– Я этого не сделаю, - прорычал мужчина, подняв лицо к потолку. – Не сделаю, ясно?! Не с ней! – она улыбнулась во сне, такая миленькая, хрупкая, еще совсем по-детски уютная и теплая. Еще недавно сама ребенок, а теперь она ждет малыша. Их малыша. И за те несколько дней, что прошли с момента, когда он узнал об этом, он почти узнал, что такое счастье. Да, смешанное с волнением и бесконечными трудностями, да, сумасшедшее и едва ли уместное, но все-таки счастье. – Не с ней…

Четвертая неделя января, начало нового года ознаменовалась в самом начале новостью о том, что Лика ждет ребенка. Он помнил, как девушка побледнела, сообщая ему эту новость, как дрожала ее рука и как в глазах уже гораздо позже, когда она поняла, что это не страшная новость, а даже наоборот, показалось счастье…

***

Легкие шаги послышались в холле дома Браунов, и чета Долоховых, не сговариваясь, устремила волшебные палочки в сторону двери. А в этой самой двери показалась молодая женщина с маховиком на шее и в белой мантии. Ее голубые глаза вопросительно скользнули по двум Пожирателям, а с темно-русых волос соскользнула зеленая лента. Валькирия отступила на шаг, поднимая вверх руки, маховик ее отчего-то остался тусклым, не вспыхнув типичным для его использования едва уловимым желтым огоньком. Палочку она тоже не схватила.

– Не стреляйте! – крикнула женщина.

Антонин нахмурил лоб, вглядываясь в ее лицо, Анжелика же переводила напряженный взгляд с мужа на визитершу. Рука ее, направленная на валькирию и уже несколько минут пребывавшая в таком положении, совсем не дрожала. В эту минуту в ней проснулся аврор, для которого важной чертой была стойкость и решимость. И одновременно с этим что-то, возникшее у нее, когда она стала Пожирателем смерти. Что-то вроде более жестокого варианта той же самой решимости.

– Вас Матей прислал? – подала наконец голос Ядвига, внимательно глядя на двух Пожирателей.

– Ну, предположим, да, - усмехнулся Антонин.

– Меня тоже… - выразительно кивнула Ядвига. – Он просил меня найти кое-что из бумаг отца, я только недавно прибыла… Он думал, что надо убрать Уоркесса, если тот что-то слышал от отца, а я вспомнила про его бумаги…

– Уоркесса, по видимости, уже давно убрали, - усмешка Долохова стала шире, палочка сделала едва заметное движение, словно он собирался сотворить какое-то заклинание.