Я демонстративно молчала, и командор перевёл на меня вопросительный взгляд, оторвавшись от чтения.

– Блэк… - он осекся на полуслове, - то есть Ренье смирился со своей судьбой, но ты вовсе не обязана ему уподобляться. У нас есть силы и средства. Если его передадут нам, ты можешь сама решить, что с ним делать.

– Как будто я знаю, что с ним делать, Каллен!

Мужчина не оценил моего отношения, недовольно сдвинув брови.

– То, как он поступил со своими людьми – непростительно. Он предал их доверие, а потом и наше. Но при этом он сражался как Страж, присоединился к Инквизиции, проливал кровь за наше дело. И вот, казалось бы, избавившись от прошлого, он вдруг берёт и признаётся во всём. Ради чего?

– Признайся, ты впечатлён его поступком.

Командор неопределённо качнул головой.

– Быть может, ты и права. Вот так спасти Морне, своего первого помощника – это было храбро. Но я не могу решать за тебя, как поступить.

– Очень жаль, - проворчала я чуть слышно.

– Тем более что ты уже приняла решение.

– Вот всё-то ты знаешь…

Каллен дёрнул уголком губ, но тут же снова посерьёзнел.

– Это будет не так просто, Рей. Многим может не понравиться наше вмешательство.

– Надеюсь, ты не предлагаешь взять тюрьму штурмом? Хотя, это может несколько скрасить последние дни, что мне пришлось провести в этой чертовой гостинице. Шучу я, шучу. Ну, какой у нас план?

Сначала я потребовала отложить день казни, а затем и вовсе потребовала выдать Инквизиции преступника, заявив, что после почти что годовой службы имею право делать с ним всё, что пожелаю, и вообще являюсь пострадавшей стороной. Разумеется, это мало кому могло понравиться, Каллен был прав. Но кто мог в самом деле отказать нам после всего, что мы сделали для Орлея?

Я не видела пленника ни в течение нескольких дней, пока мы прорывались через канцелярию, ни когда его транспортировали в Скайхолд. Чтобы соблюсти хоть какую-то видимость правосудия, мне нужно было строить из себя грозную Инквизиторшу, дабы все недовольные даже посочувствовали Ренье, попавшему в загребущие лапы беловолосой эльфийки. Кто её знает, какие пытки могут прийти в эту ушастую голову?..

Но что бы не болтали злые языки, больше всего меня волновала Жозефина, ожидающая нас в крепости. Только-только начав верить в возможность счастливого будущего и так резко оказаться у разбитого корыта… мне трудно было представить, что могла чувствовать женщина. Даже когда я встретила её на пороге главного зала, поглощённую своими делами, мне не удалось выдавить из себя ничего путного, внезапно потеряв дар речи.

– Рейвен, хорошо, что вы вернулись, - улыбнулась мисс Монтилье, заметив меня в дверях. – Барон Вершаль уже неделю требует аудиенции, и я едва смогла уговорить его немного задержаться. Его поддержка будет для нас ценным подспорьем, учитывая, что его виноградники поставляют едва ли не половину всего вина Орлея.

– Жози… - я едва ли вникнула в суть слов посла, не в силах оторваться от абсолютно безжизненных глаз женщины. – Ты в порядке?

Она несколько озадаченно моргнула, но снова улыбнулась.

– Разумеется. Что-то не так?

Пожалуй, мне и в самом деле не стоило лезть в чужую личную жизнь, заткнувшись и вернувшись к своим обязанностям.

– Блэекволла… то есть Ренье доставят через пару дней.

Смуглые пальцы едва заметно дрогнули, да и пауза висела в воздухе немного затянулась, но это было единственным свидетельством наличия эмоций у антивианки.

– Да, я знаю…

– Суд пройдёт на следующий день после его прибытия, - прервал её резкий голос Лелианы, незаметно подошедшей сзади.

Я вздрогнула, обернувшись на тайного канцлера, но всё внимание сестры Соловей было сосредоточено на подруге. Сузившиеся глаза внимательно следили за малейшим изменением на её лице, отчего сама Лелиана выглядела грознее обычного.

– Суд? Это обязательно?

Голубые глаза едва не пронзили меня насквозь, и я с трудом удержалась от желания сделать шаг назад.

– Да, - кивнула она. – Публичный суд – единственная возможная альтернатива для завершения дела Ренье. Независимо от того, какое решение вы на нем вынесете, знати придётся с ним смириться, что будет куда сложнее, если вопрос решится за закрытыми дверями. Мир должен видеть, что мы не делаем поблажек никому, даже своим людям.

Мне ничего не оставалось, кроме как подчиниться, согласившись с этим злом. В конце концов, в словах Лелианы был смысл.

Но как я в самом деле могла судить своего товарища? Соратника? Друга по оружию, которому без каких-то сомнений подставляла спину, которому доверяла свою жизнь?

Железный трон Инквизитора внушал почёт и уважение союзникам, страх, приведённым на суд пленникам. Но самый большой ужас он внушал моей несчастной заднице, начинавшей болеть при одном только взгляде на это чудовищное сооружение, создатели которого определённо не имели ни малейшего понятия о смысле слова «комфорт». И всё же я с редкостным упорством отклоняла любые предложения по его усовершенствованию, считая, что раз уж никто в зале не мог спокойно развалиться на диванчике во время официального приёма, то и мне нечего рассиживаться. Да и опасность уснуть под нудные речи аристократов присутствовала.