Девочка подняла голову и вопросительно приподняла брови.

— Не надо висеть на Аллене двадцать четыре часа в сутки. И двадцать три, и двадцать два. И двадцать один с половиной тоже! Дай ему хотя бы по шесть часов свободы от себя, хорошо?

— А может, восемь? — предложил Аллен, которому хотелось все десять. Он умел и сам себя занимать и развлекать. И ещё ничего верного не знал об этих странных людях.

— Чтобы он успел попытаться сбежать? — фыркнула девочка, — ему ногу надо беречь, Граф.

Мужчина закатил глаза.

— Расскажешь ему о семье в пределах разумного. Специально для этого вспомни о том, что такое разум. Хотя бы тех, кого ты к себе заманивала. Своим якобы разумом мерить не смей! Я с ужасом представляю интерпретацию некоторых тайн, что успели накопиться в Семье за тысячелетия жизни, — Граф подмигнул, а Аллен кивнул. Насколько он успел понять, этому Графу было, вроде бы как, не тысяча лет, а несколько тысяч. Верилось с трудом, но Аллен решил лишь наблюдать и ждать, что будет дальше.

Граф так же объяснил, что, по сути, Аллену беспокоиться сейчас не о чём. Это о нём должны беспокоиться, и что со временем он привыкнет к такому положению. Что ж, Аллен надеялся, что это будет неплохо. И что, может быть, эти люди его даже полюбят. Ведь они относятся к нему хорошо, ведь так? Правда, Аллен не обманывался, слишком часто видел любопытство в глазах опьянённых шоу зрителей, чтобы не распознать его в Роад. А Граф… Кажется, Граф взял его в память о Мане, за которого он действительно переживал.

Может быть, Аллен сам должен был пойти навстречу? Увидев цель, продолжить движение, не оглядываясь назад, и постараться завоевать привязанность этих двоих? Он никогда не занимался ничем подобным, хотя и видел порой, как дети ласкаются к родителям или строят умильные глазки и шепчут о том, что будут самыми лучшими на свете, только если им что-то дадут. И родители не смотря ни на что, кажется, любили таких детей ещё больше.

Значит, чтобы тебя любили, ты должен что-то специально делать?

Аллен понятия не имел, что это может быть.

Мана в конец избаловал его, когда-то он был бы в восторге от крыши, еды, воды, положения, а теперь ему подавай человеческого тепла! И куда делась его колючая броня, почему ему так сложно грубить этим людям и не тянуться к ним, делать вид, будто ему наплевать, если он целый год не сдавался под напором Маны? Наверное, мужчина всё же перевоспитал мальчика. А может быть, мальчику просто не хватало больше сил держать защиту, и он отдался на милость людям, что согласились приютить его такого, каким он и был.

— Предупреждения о том, что вы оба должны вести себя хорошо, лишние, ведь так? — в это время Тысячелетний Граф вспоминал, не забыл ли он какие-то указания, и замер, вглядываясь в два юных лица. — Роад, тебя это касается.

— И, касаясь меня, вы считаете, что предупреждения лишние? — фыркнула девчонка, широко распахивая глаза, но, увидев взгляд Графа, смилостивилась над ним и рассмеялась, кивая, — Я забочусь о своём брате. Никаких зверств. Если хотите знать, так даже интереснее получается.

— Интереснее? — едва слышно, удивлённо пробормотал Граф, но решил не допытываться до подробностей. Вместо этого он вышел из комнаты и подозвал к себе девочку. — Постарайся занять его чем-нибудь. Это каменная громада полна разных интересностей. И веди себя…

— Да, да, да! Граф я в курсе, я не тупая! И вы тоже должны быть в курсе, что я не тупая! Вы можете уезжать, хоть на года оставляя нас тут, и всё точно будет в порядке! Я гарантирую! Он же теперь с нами останется совсем, ведь так?

Тысячелетний Граф кивнул. Роад довольно улыбнулась. А судьба Аллена наконец-то была полностью решена:

— Он член семьи, сколько раз я должен произнести это?

— Он потенциальный экзорцист, я думаю, я в восторге от одной этой мысли, — Роад вернулась обратно к двери комнаты и добавила, — к тому же, он и впрямь очень-очень милый.

Собственно, после этого Граф и исчез на три, как он говорил, дня.

Излишне объяснять, что с его отъезда (или отлёта, он забрал с собой Леро, который плакал от счастья, оказавшись в родных руках) прошло уже пять дней. Роад молчала по поводу Семьи, утверждая, что узнавать всё сразу неинтересно, и что это может ему не понравиться, и мальчик должен себя подготовить. Но Аллен уже был уверен, что связался с какой-то нечистью. И не был против, он сам назывался проклятым и прокажённым, и уж тем более, если нечисть была родственниками Маны, которым он был не безразличен.