– Этот идиот все не знает, как к тебе подступить, *Ну да, ну да особенно не знал, когда сопел мне в спину* - проворчал Том. – Да и ты вся такая независимая и самостоятельная. Хочешь совет *Хочешь, не хочешь, а получишь*, позволь ему купить тебе это пальто. Он почувствует себя уверенней *Ага, купи девушке пальто, почувствуй себя мужиком* и перестанет тупить.

Несмотря на то, что я, еле сдерживая сарказм, выслушивала советы от психотерапевта и специалиста в отношениях Томаса Хиддлстона *Как же у него много ипостасей*, все же не могла не отметить справедливость его замечаний.

– Покрутись-ка, Хеллс, - вернулся мой строгий судья.

Я перевела дыхание, посчитала до десяти и молча прошлась вдоль ряда примерочных.

– Хороша, – восхитился Бенедикт.
– Тебе оно нравится?

– Да, - выпалила я, но вспомнила о главном его недостатке и приутихла.

– В последний раз предлагаю, - начал битву за мою душу Бенедикт, - давай я сделаю тебе подарок.

Борись со своей эмансипацией, подруга, послушай мудрый совет дяди Хиддлстона, сделай приятное Бенедикту и поубавь денег на его счету, раз он так с чувством просит.

– Хорошо, Бенедикт, - сказала я тихо, надеясь, что он мог бы и не расслышать.

– Серьезно?
– спросил приободрившийся мужчина и обнял меня. Впервые вижу, чтобы так весело расставались с деньгами. Я быстро сообразила, что вообще-то обнимать и рассыпаться в благодарностях должна я, поэтому повисла на Бенедикте и расцеловала его. Хиддлс умиленно смотрел на нас, я не упустила возможность в красноречивом жесте, проведя большим пальцем по горлу, объяснить ему, чем обычно заканчиваются плохие шуточки, пока Бенедикт, ошеломленный моим спонтанным проявлением чувств, не размыкал объятий.

***

На следующее утро (а оно опять ненадолго вернулось на круги своя и началось в одиннадцать), когда я спустилась вниз, обнаружила картину «Умирающий лебедь» без музыкального сопровождения Чайковского Петра Ильича. Бенедикт сидел над чашкой кофе и елозил платком по красному уже носу.

– И что ты себе думаешь, затирая до дыр свой несчастный нос?

Ко мне повернулась полная боли и страданий физия. Такое впечатление, что его скосила не простуда, а, как минимум, бремя монаршей короны. Он посмотрел на меня еще более драматично, чем тогда, когда играл Ричарда II и разговаривал с Болингброком.

– Я простыл, мне так плохо, кажется, я умираю. А мне ведь завтра лететь в Штаты, - произнес он предсмертную речь.

– Брось, от насморка еще никто не умирал, - уверила его я. – И, как говорила моя бабушка, он сам пройдет через семь дней, даже если его не лечить.

Бенедикт опять воззрился на меня взглядом великомученика. Да, с утешениями у меня туго, и уж кому, как не ему, об этом знать. *Хеллс, сделай доброе дело, побудь человеком хоть раз в жизни, - уже в который раз за несколько дней взмолился мой внутренний голос* Тебя глючит, друг мой, чужой сигнал словил что ли?

– Но нам-то нужно побыстрее прийти в себя, - продолжила я, - поэтому мы применим экспресс-курс лечения. Завтра будешь огурцом, - пообещала я и пошла на кухню варить суп.

Он так и остался сидеть на диване. «В правой руке тлен, в левой руке боль, мой пиар-менеджер Сартр Жан-Поль», - вспомнила я интернет-мем. *Будь хорошей девочкой, - напомнило мне прописную истину дня мое заботливое подсознание* Я поплелась в комнату, поставила чашку на стол, уложила это несчастье на диван и укутала пледом.

– Может, чего-нибудь хочешь? Включить телик? Музыку?

– На твое усмотрение, - выдавил из себя умирающий лебедь. Я прибегла к помощи своего плеера и поставила старенький рок-н-рольчик, который не будет напрягать его бедный мозг, занятой решением проблем здесь-бытия, и обеспечит мне нужное настроение на кухне. *Главный ингредиент – любовь, - позлорадствовал внутренний голос*

Мистер Камбербэтч оказался самым несносным из моих больных, возможно, все потому, что его надо было привести в чувство за столь короткий срок, возможно, потому, что он плохо поддавался дрессировке. Каждую процедуру от простого полоскания горла до укутывания ног пледом, которые он вечно норовил проветрить, сопровождали мои мольбы, угрозы и уговоры. А накормить его супом – это вообще цирк. Когда ложечки за маму, папу и сестру с племянницей закончились, мне пришлось проявить чудеса изворотливости. За всех подряд он есть отказывался. Хиддлс оказался не в почете, как мне заявил пациент, он сам может прийти и съесть за себя *Это точно, Тома уговаривать не придется*, за меня, слава богам, съел, но, когда я попыталась повторить удачный фокус, сказал, что с моим аппетитом и одной ложки довольно. Как я влила в него тарелку супа до того, как там завелись лягушки, до сих пор удивляюсь.

За день устала еще хуже, чем на работе. Диван так и манил меня, манил и гипнотизировал мягкими подушками и еще одним пледом. Я принесла Бенедикту чаю с медом, носки, ибо его вечные махинации с одеялом меня достали, и наконец-то чуть ли не впервые за день приземлилась.

– Посмотрим что-нибудь? – уже ни на что не надеясь, предложила я, опять подоткнув одеяло под его непослушные ступни.

– «Мистера Рипли»? – предложил он.

– И не боишься? – спросила я скорее для проформы, потому что уже поплелась к телевизору и нашла нужный диск. Когда вернулась, обнаружила, что мой клиент опять пустил свои клешни в самоволку. И что прикажете с ним делать? Я снова замотала их и для пущей надежности привалила сверху своими конечностями.