– Патти… – Робин запнулась, пытаясь заглянуть в глаза подруге. Но та упорно отводила взгляд. – Ты… Ты…

– Я еще не успела поблагодарить тебя за эту вечеринку, – перебила ее Патриция. – Спасибо, детка, я люблю тебя. Все было классно. Спасибо вам всем, ребята, правда, вы сделали этот вечер.

– О, не стоит благодарности, – продолжая висеть на ее плече, фыркнул Шеннон.

– А теперь, правда, валите нахрен по домам, пьяницы! – рассмеялась Патти. – Я чертовски устала, и уже четыре утра.

Робин опустила густо накрашенные ресницы и первая поспешила покинуть апартаменты Бэйтман, прихватив сумочку. Шеннон зацепился за Тома, дабы обрести новую точку опоры, и таким образом они вышли к лифту. Прощаясь друг с другом, все были более чем милы. Когда Майкл скрылся в дверях квартиры, а Робин и Шенн зашли в лифт, Влашиха схватил Патти за плечо и шепнул ей на ухо, притягивая к себе:

– Все хорошо?..

Она отрицательно замотала головой, сжимая край платья.

Том, кажется, хотел сказать ей что-то, но вместо этого лишь с сочувствием посмотрел на девушку и зашел в лифт, двери которого закрылись через несколько секунд.

Когда такси доставило Шеннона Лето по названному адресу, из машины его выволочь помогла миловидная брюнетка, у которой, он, очевидно, сегодня решил заночевать.

Как только они остались вдвоем, а такси вновь тронулось с места, Робин дала волю своей пьяной истерике в полной мере. Накинувшись на Тома, она начала колотить его, понося на чем свет стоит.

Перехватив ее руки, ему пришлось держать их в своих до самой Санта-Моники, пока Уильямс не успокоилась, попросту устав бороться.

Таксист с облегчением вздохнул, высадив шумную парочку возле дома Робби, и умчался, как только получил оплату.

Пошатываясь, девушка копалась в сумочке в поисках ключей от квартиры.

– Том, помоги… – пьяно простонала она, протягивая мужчине свою сумку. – Ебаные ключи!..

Влашихе понадобилось всего несколько минут, чтобы найти ключ и затащить Роббс в квартиру. Он включил свет и провел девушку в спальню, где та с блаженным стоном плюхнулась на кровать, даже не потрудившись снять ковбойские сапоги.

Опустившись на край кровати, Томас расстегнул рубашку и, стащив ее с себя, осторожно взял в руки ногу Роббс, которая продолжала зарываться лицом в подушки.

Он нежно погладил гладкую загорелую кожу и медленно стянул тяжелые сапоги с ног Уильямс. Один за другим они с глухим стуком упали на пол.

– Что ты сказал Джареду?.. – пробормотала Робин, не поднимая головы. – Он из-за тебя ушел, я знаю…

– Я завтра улетаю, а у тебя будет время узнать, почему он ушел, – со злостью ответил Томас и похлопал себя по карманам брюк в поисках сигарет.

Девушка приподнялась и повернулась на спину. Размазанная тушь и спутанные волосы Робин добавляли ее образу драмы.

– Это нормально, что мы ругаемся на той стадии отношений, когда ты должен засыпать меня цветами и подарками, а я чувствовать, как бабочки в животе порхают?.. – спросила она, посмеиваясь.

– Знаешь, если ты сейчас почувствуешь бабочек, предупреди, чтобы я успел отойти, – Том улыбнулся. Даже после ее глупых пьяных выпадов, он не мог злиться на эту женщину.

– Не беспокойся, меня тошнит только, когда ты ведешь себя, как этот… Ну, как там его… Долбаный мавр…

– Отелло? – переспросил мужчина.

Она кивнула и почесала кончик носа. Затем подползла к Тому и обняла его за плечи, оставляя маленький поцелуй на щеке.

– Прости меня, ладно? – прошептала Робби. – Я не умею пить.

– Если бы умела, мы вряд ли бы тогда познакомились, – он притянул девушку к себе и убрал с ее щеки прилипшую прядь волос. – Поэтому я, скорее, рад этому факту.

– Я могу влюбиться в тебя, если не перестанешь быть таким милым…

– О, это моя цель, – усмехнулся Томас, толкая Уильямс обратно на кровать. – Назад пути нет.

Целуя Робин в приоткрытые губы, он с жадностью развязывал узел на ее рубашке. Пальцы искали застежку на ее шортах. И когда она была рядом, в такой совершенно безумной, желанной близости, Тому казалось, что пути назад, действительно, нет. Во всяком случае, для него. Он не хотел отступать. Не хотел делить ее ни с кем. Он хотел ее всю. До последней капли. До последнего стона, срывающегося с губ в минуты наслаждения.

И он никогда не позволил бы играть с собой, как, очевидно, играла с Джаредом Патриция Бэйтман.