Котацу – в памяти осталось лишь название их спасителя. Печки в углублении в полу с кроватью, укрытой кучей одеял. Они сидели голышом, завернутые только в одеяла, придвинув ноги чуть ли не к самой печке, и ели окономияки, наскоро приготовленные хозяином хижины, запивая супом мисо. Он рассказывал им местные легенды, Макс пытался переводить то, что понимал, и додумывал всяческие глупости, чтобы заполнить пробелы в повествовании, а Патриция смеялась, наблюдая за тем, как он распушает хвост от гордости за свою осведомленность. Иногда, в такие моменты, как тот на Хаку, это было до забавного мило. Но лишь иногда. Брат Робин обладал сверхъестественным талантом выталкивать своим огромным эго любого, кто посягнет на его место. Это правило не касалось разве что Робби, но Патриция тогда наивно думала, что она тоже сможет войти в число избранных.

Неудачи и разочарования. Самое то, чтобы вспоминать бессонной ночью в тщетных попытках заснуть. Джоанна Константин что-то говорила о том, насколько бесполезны сожаления, и Патриция всегда думала, что она того же сорта. Вместо нытья вполне можно было бы вспомнить и о чем-то хорошем, о том, чего она достигла, а не то том, где провалилась. Леди Джоанна не впала в пучину отчаяния, даже когда попала в безысходное, казалось бы, положение. А она лежит в постели с невероятно сексуальным мужиком, о котором мечтают толпы девиц по всему миру, и думает о том, какая же судьба бесчувственная стерва.

Когда здесь только одна бесчувственная стерва. Сама Патриция Бэйтман. Девушка зажмурилась, отвернувшись от мужчины. Просто смотреть на него, на его чертово идеальное расслабленное тело уже было издевательством.

Над Лос-Анджелесом потихоньку начал заниматься рассвет, и Патти поняла, что сегодня ей попросту не удастся сомкнуть глаз, если она не собирается проспать работу. А планерку у Дженси она пропускать совершенно не собиралась. Глобальный кризис, конец всего человечества, вторжение инопланетян – ничто из этого не было уважительной причиной пропустить собрание. В случае с мисс Мин даже смерть не оправдывала опоздавшего. Провинившегося ждали страдания покруче тех, о которых трубят на всех углах уличные проповедники.

Хотя вряд ли кто-то может навредить Патриции Бэйтман сильнее, чем она сама. Каждый раз, каждый гребаный раз, когда все становится по-настоящему хорошо…

Она неохотно выбралась из кровати и потащилась на кухню. Начинать и без того отстойный понедельник без кофе совершенно не хотелось. На любимом радио говорили о музыкантах-самоубийцах, поэтому Патти все крутила ручку переключателя дальше, думая о том, что единственный гребаный суицидник здесь – это она сама. Опять нарываться на те же грабли, опять винить во всем себя, убеждая, что она не хорошая девочка, опять, опять и опять, как блядский невыученный урок.

“Mary was a different girl had a thing for astronauts”…

А Патриция Бэйтман музыкантами, ей с ними с завидным постоянством и незавидным исходом не везло. Не надо было даже пускать в эфир старую песню «марсов», чтобы непрозрачный намек стал еще более явным. Она потянулась к переключателю, чтобы голос Джареда Лето не звучал еще и в колонках, обличая ее во всех тяжких. Как хорошо, что она не Мэри, а то стало бы совсем несносно от его криков. Девушка слабо усмехнулась и оставила радио в покое, взявшись за кофе вприкуску с новостной рассылкой, и возблагодарила ньюсмейкеров за то, что хоть они не подали ей на завтрак ничего о мистере Лето.

“Tell me what’s the difference? – кричал Джаред, разбивая в прах все попытки Патриции сосредоточиться на чтении. – Don’t they all just look the same inside?”

– Да когда же ты уже прекратишь страдать, черт подери, – прошипела она и схватила ни в чем неповинный приемник с намерением разбить его о ту самую стену, с которой вчера вел неравный бой Лето. – Как будто я во всем виновата.

Девушка горько усмехнулась, поставив его обратно на стол. Мало того, что она начала разговаривать с техникой, так еще и крушить ее вознамерилась, обвиняя во всех тяжких.

“She said, ‘I believe your lies’…”

– Просто заткнись, окей? – примирительно поднимая руки вверх, спросила она.

– Я всего лишь хотел пожелать доброго утра, но раз ты настаиваешь…

– Майкл?! – Патриция вздрогнула от неожиданности, она совершенно забыла, что не одна. Оставалось только надеяться, что он стоял в кухне недостаточно долго, чтобы увидеть всю сцену разговора с приемником.

– Нет, я все понимаю, – улыбнулся он, подойдя к девушке, и поцеловал ее во взлохмаченную макушку, – понедельник добрым не бывает. А после вчерашнего вообще тяжело проснуться в полшестого утра и обнаружить у себя в доме такой беспорядок. Lucky Strike в бокале Spiegelau, наверное, был последней каплей терпения. – Он ловко выплеснул остатки вина в раковину, а затем, с тоской поглядев на размокший окурок, отправил его в мусор. – Может, останемся дома, проваляемся полдня в кровати, побалуем себя?

– Это вряд ли, – произнесла Патти бесцветно, возвратившись к «макбуку», – клининговая фирма приедет в начале десятого, к тому же мне сегодня позарез надо на работу.

– Когда же ты их заказала? Часа в три утра? Если не спалось, могла бы меня разбудить, – мужчина поцеловал ее в плечо и уселся рядом, забрав из рук Патриции недопитый кофе, – я бы придумал что-то поинтереснее, чем терроризировать уборщиков.

– Нет, я позаботилась об этом еще вчера, как только все разошлись.

Она вот уже третий раз внимательно перечитывала письмо от Терри Ричардсона, не веря своим глазам, этот хитрый лис каким-то невозможным образом уговорил Китти работать с ней. Вспомните все жуткие слова, характеризующие нашу эпоху – глобализм, капитализм, потребление, – и добавьте к ним еще столько же отвратительных терминов. Китти была АнтиВсемЭтим. И она согласилась на ее предложение. С ума сойти!