«Патти!.. Патти!.. Патти!.. » – голос Джека, его хриплый шепот, он точно стоял на репите. И о чем бы ни думала Робин, все возвращалось к имени ее лучшей подруги, которое несколько раз сорвалось с губ Уайта той ночью в пустыне Аризоны. В тот самый момент, когда ОНА трахала его. Она.

Однако нужно было собраться. Бэтмен вскоре будет мочить Супермена на большом экране, а ей придется делать вид, что она действительно простила Патти и очень счастлива быть на этой премьере вместе с ней.

Все это было совершенно невыносимо еще и потому, что она не могла теперь просто напиться или уйти в недельный загул. Утром позвонили из агентства и сказали, что представители Maybelline хотят пригласить ее к сотрудничеству. А это значило только одно – долбаный успех и кучу денег. И обсуждать условия контракта с представителями марки лучше на свежую голову, а это значило, что реки дорогого бухла в Radio City Music Hall схлынут не на нее.

Было еще кое-что. Если Том Влашиха появится на этой премьере, то… Робин думала о Томе гораздо чаще, чем сама себе разрешала. Она была ужасно обижена на него за то, что тот поверил желтой прессе и смысл в сортир все, что у них было, одним маленьким интервью. С другой стороны, себя она винила не меньше. Трахаться с Джеком Уайтом так быстро совершенно не входило в ее планы, но когда Джек Уайт входил в нее… На этом все аргументы заканчивались. Даже когда он не был нежным и шептал имя другой женщины, даже тогда Робин совершенно теряла голову и дрожала от каждого его прикосновения.

Под окном кто-то громко рассмеялся, заставив Робин вздрогнуть. Девушка мельком взглянула на часы, а после на свое отражение. Вздохнув, она набрала номер одного из знакомых стилистов и промурлыкала в трубку:

– Я в полной заднице, Тони!..

Почти месяц Джаред едва слышал от Патриции хотя бы слово, и то основным источником информации были новостные сайты и братец, чудом остававшийся в курсе событий жизни своей несостоявшейся жены. Это все семейные связи, шутил он, и бывали дни, когда Джей плохо воспринимал юмор Шенна и хотел заехать ему по фейсу за подобные упоминания Патти. А потом он рвался сам позвонить ей, откладывал телефон и шел в бар смотреть, как его брат иногда в полном аутерспейсе продолжал все так же виртуозно, как и на трезвую голову, кадрить малолетних моделей, и как те же модели с обожанием пялились и на самого Джареда. Иногда он тоже уходил из бара не один.

Джей решил, что должен дать Патти остыть, потому что вряд ли она готова продолжить с ним какой-либо разговор, который включал бы в себя нечто большее, чем безразличное «привет-пока». А следующего ее срыва их потенциальные отношения могут просто не выдержать. В то утро, когда он думал, что между ними рухнет еще одна стена отчуждения, выросла еще одна. Он отчетливо видел, что Патриция не хотела обсуждать, что произошло ночью, она отчаянно пыталась найти и восстановить то, что, как ей тогда казалось, она потеряла: спокойствие, гордость, невозмутимость – но вместо этого возводила лишь новые преграды между собой и миром.

Все должно было закончиться совершенно не так. Он видел это, он чувствовал это в Патриции. Все было прекрасно, пока она не вернулась к костру после…. Словно кто-то переключил регулятор в противоположную сторону. И этим кем-то был Джек Уайт. Джаред непроизвольно сжал руки в кулаки. Сомнений быть не могло: уже второй раз этот мудак портил им вечер, а Патти нервы. Слухи, о которых говорила Эмма, были правдой. Между Бэйтман и Уайтом действительно что-то происходило, и это что-то закончилось тем, что Джаред сам готов был убедить любого федерального судью, чтобы тот выписал запретительный ордер на имя Джека Уайта, чтобы тот не смел приближаться к Патти на расстояние выстрела.

Во всей этой истории его удивляла Робин, которая умудрялась протащить Уайта везде. Разве у них не должно было существовать кодекса лучших подружек или чего-то подобного, что предполагало бы не трахать одного мужика? Да и без кодекса разве не видно было, как неприятно Патти находиться с ним в одном обществе. Обычно Робби очень тонко подмечала такие вещи, она и ему сказала, что он влюблен раньше, чем сам Лето сообразил, а теперь Уильямс словно ослепла. Словно не хотела ничего видеть.

Кстати, от обычно пестрящего их общими фотографиями инстаграма Робин тоже не было никаких вестей о Патти. Джей рассчитывал, что они поговорят на Оскаре. Она выдаст нечто в духе замечания о мертвой шлюхе из последнего сезона «Американской истории ужасов» о его костюме (Джаред посмотрел таки несколько серий «Отеля», чтобы понять сравнение Патти, и ему пришлось заметить, что Бэйтман была еще милосердна по отношению к его брату), напряжение сойдет на нет, и они смогут вновь вернуться к тому, на чем закончили.

Создавалось впечатление, что она избегала его всеми возможными и невозможными способами. Пускай подобные догадки и выглядели самой настоящей паранойей, но иных объяснений происходящему Джареду искать попросту не хотелось. Он был, как и его лирический герой, отвергнутый, одинокий, преисполненный боли и страдающий, наверное, едва ли не впервые в жизни у них было действительно что-то общее. И найдя эту общность, младший Лето не собирался ее отпускать. Не тогда, когда выжмет из нее по полной.

Отсутствие Патриции на Оскаре тоже воспринялось им как часть огромного вселенского заговора против него самого. Дженси Мин только ехидно улыбнулась, когда он спросил, а где же Бэйтман, и сказала, что у той слишком много работы в последнее время. И Джей был слишком сосредоточен на своей новой роли, чтобы вспомнить, как сама Патти жаловалась на свою начальницу и на то, как та отрывается на ней из-за нового проекта.

И если бы не Шеннон, он бы сейчас вряд ли был в Нью-Йорке. Эмма, конечно, тоже приложила немало усилий, чтобы в последний момент найти ему пригласительный, причем не просто купить билет с полным пакетом, а еще и убедиться, что сидеть он будет рядом с мисс Бэйтман. Если до этого Ладбрук не пылала ненавистью к своему работодателю с кучей внезапных заморочек, то, получая свой заветный билет, Джаред по ее выражению лица понял, что этот час пробил.