– Здравствуй, Патриция, – услышала она из гостиной.

Тот самый теплый голос, который согревал ее в лучшие годы супружеской жизни. Тот самый, от которого возникало ощущение, что ты в безопасности. Защищена и ограждена ото всех неприятностей.

Что-то болезненно-неприятное кольнуло глубоко в сердце.

Впервые за несколько долгих недель Том проснулся в своей квартире, а не в номере очередного отеля. Бесконечная череда перелетов, промо к новому сезону сериала, несколько фотосессий, интервью и телевидение. Почти привыкнув к такой жизни, мужчина потихоньку начал забывать, каково это быть дома.

Влашиха сварил себе кофе и включил телевизор. Сегодня он собирался сходить в спортзал, а вечером встретиться с парой друзей, которые уже начали намекать актеру, что скоро совсем забудут, как он выглядит.

Проклятая реклама Maybeline с Робби добралась и до телевидения Германии. Выругавшись, мужчина схватил пульт, чтобы переключить канал, но в последний момент отказался от этой идеи. Уильямс улыбалась ему с экрана, и все возвращалось.

Теперь он думал о Робин, как о чуме, которая с легкостью захватывает мир. Его мир. Огромная раковая опухоль по имени Робин. Она повсюду. Пустила корни и не собирается отступать. Крепко сжала его горло и не дает глотнуть воздуха.

Тем временем реклама закончилась, а Том продолжал стоять посреди комнаты с пультом в руках, уставившись в экран.

Ему пришлось долго искать компромисс и копаться в самом себе. Не больше раза в неделю. Да, именно столько. Только раз в неделю он позволял себе просматривать ее инстаграм, читать о ней в интернете и искать новости по хэштегу, которым стало ее имя.

Робин Исабель Уильямс. В Википедии писали о том, что их роман не продлился и нескольких месяцев, а Том продолжал мысленно возвращаться в прошлое Рождество. Он вспоминал, как Робин сидела напротив него в этой квартире, смеялась, рассказывая какую-то историю, и ела шоколад.

Долбаное сентиментальное дерьмо! Том ненавидел себя за это. Но ее резинка для волос все еще лежала на краю тумбочки возле его кровати. Почему-то Влашиха так и не выбросил ее, хоть и каждый раз собирался.

Однажды, сидя ночью в номере отеля, он хотел позвонить ей. В тот вечер Том выпил больше, чем стоило бы пить, и особенно скучал по ней. Он скучал по ней. И больше не старался забыть. Его чувство было сильнее.

Приближался ее день рождения. И Том знал, что первым нарушит молчание.

– Да, мне тоже, – Патриция смущенно улыбнулась, продолжая слушать, что говорил Бен.

Взгляд ее блуждал по кухонным полкам, заставленным всякими милыми безделушками, стерильно чистому разделочному столу и цветам на обеденном. Она изучала обстановку настолько тщательно, будто впервые видела и хотела запомнить все до мельчайшей детали, до точного положения каждого листика этих чертовых ромашек… или нет? Девушка недовольно хмыкнула, смешно наморщив нос, меньше всего ее сейчас волновало название этого глупого веника, который «идеально вписывался в типично южный дизайн кухни с кедровыми балками и коллекционными фарфоровыми банками для печенья».

Патриция была занята вопросами отличными от гениальных дизайнерских решений двух геев с идеальным художественным вкусом. Ей надо было придумать, как бы озвучить свою просьбу, и Аффлек совершенно не облегчал задачу, как обычно, добродушно подшучивая над их медийными отношениями.

– Бен, я хочу тебя кое о чем попросить, – она нерешительно замялась, теребя в руках кухонное полотенце.

Вот они и подошли вплотную к тому моменту, когда надо было выложить все, как на духу, и ждать ответа. Ее состояние до чертиков походило на то, которое бывает у милых скромных старшеклассниц, которые приглашают понравившегося парня на выпускной. По крайней мере, так обычно бывало в фильмах о старшей школе. Сама Патти таких переживаний не испытывала, за нее в свое время выбор сделали родители, да и потом просить не привыкла.

– Да, конечно, все в силе. Я лечу в Лондон, только вот…

На кухне хором появились Том и Чарльз, помолодевшие разом до возраста гребаных близнецов Уизли. Они шептались, не очень-то заботясь о том, чтобы Патти их не услышала, ясное дело, о ней самой и глупо хихикали, пытаясь все же шуметь не настолько сильно, чтобы их можно было услышать на том конце Алтантики.

– Тише… – прошипела Патриция, пригрозив им полотенцем.

Ее взрослые и уважаемые бывшие преподаватели только переглянулись, как озорные сорванцы, и, приложив пальцы к губам, посмотрели на нее полными искреннего раскаяния глазами. Бэйтман только покачала головой. А мужчины тем временем удобно устроились за столом, на лучших местах, с которых только можно было смотреть необычный спектакль.

– Нет, это я не тебе… Прости. Так, о чем это я? – девушка растерянно поправила прическу и закусила губу.

– У тебя было какое-то большое «но» по поводу Лондона, – напомнил Аффлек, улыбаясь. Патти была уверена, что он там тоже едва сдерживает смех, как и эти два чертовы идиота прямо напротив нее.

Ебаный пиздец! Соберись, тряпка, уговаривала она саму себя и тоже улыбнулась. Вряд ли Бену понравилось бы то, как она только что выражалась, хоть и про себя. Чертов капитан Америка, а не Бэтмен.