– Мистер Г… – прошептала она, не находя себя от удивления.

– Тише, – отозвался он, прикладывая палец к ее губам, – тише, Патриция, слова убивают магию.

Большие широкие ладони опустились на ее бедра, а бархатный притягательный голос продолжал нашептывать слова «Темного сонета». Как ветер невидимый и неведомый. Его борода покалывала нежную кожу девушки, поцелуи спускались все ниже по вырезу блузы, огромные широкие ладони накрывали груди, заставляя ее тело дугой выгнуться навстречу ласкам.

– Я видел, как деревья гнулись на ее пути, – едва слышно произнес он, будто так же задыхался от невыносимой близости, как и Патриция. Она привстала на носочки, пропуская сквозь пальцы его подернутые сединой темные кудри, податливые, шелковые, нежные.

Его прикосновения были тоньше японского шелка, мягче морского бриза, прекраснее гитарных переборов. А кожа белая, точно снег, казалось, была полна внутренним сиянием, как и внимательный, потемневший от страсти взгляд. Вечный, вне времени, бесконечный. От него пахло можжевельником, лакрицей и цедрой лимона, богатый, насыщенный запах смешивался с ароматом раскаленного солнца в черных песках Гавайев, симфоний Сибелиуса и самых потаенных мечтаний.

– Я в твоем королевстве, Бесконечный? – улыбнулась девушка черной тенью склонившемуся над ней мужчине. – Сон. Я просто сплю, не так ли, Морфей?

– Так отдайся ему, Патриция, отдайся своему сновидению, – голос его разливался в каждой клеточке тела, проникал в мысли, овладевал желаниями, он был слаще карибской дыни, терпче черного шоколада, и она раскрыла объятия навстречу Бесконечному. – Позволь мне стать твоим сном.

Тонкие губы искривились в улыбке, сильные руки подхватили ее, обернув в темный, как беззвездная ночь плащ, подол которого пылал, как никогда не горели адовы печи. Под плащом Патриция оказалась полностью обнаженной, но не чувствовала смятения, один из вечных спустился из своих чертогов из-за нее, он жаждал ее наготы точно так же, как она его прикосновений и ласк.

– Да, – вымолвила она ему в губы, – пожалуйста, да…

– Да, – осипшим голосом повторил мужчина, его огрубевшие от струн пальцы мягко очерчивали ее грудь, каждое прикосновение разливалось в ее теле жаром, заставляя постанывать от удовольствия, когда его пальцы смыкались на ее затвердевших от возбуждения сосках. – Я готов ловить каждый твой стон.

– Джей…

Их губы соприкоснулись прежде, чем девушка смогла закончить, сказать, что сходит с ума, все ее естество на пределе. Неторопливо, точно все время в мире было в его руках, он едва касался ее губ поцелуем, он свел запястья Патти у нее за спиной, не давая пошевелиться, пока другая рука поглаживала живот, спускаясь ниже ко внутренней стороне бедра. Девушка развела ноги, выгибаясь в спине.

– Называй меня мистер Джей, – в знакомом голосе сквозило холодом, его пальцы до боли сомкнулись у нее на бедре, когда девушка инстинктивно попыталась закрыться.

Он прикусил ей губу, заставляя вскрикнуть от боли, и Патриция почувствовала противный металлический привкус во рту. Большим пальцем он надавил на ее нижнюю губу, заставив открыть рот, и смазал капли крови по подбородку, а потом облизал остатки с кончиков пальцев. Девушка попыталась вырваться, но ее руки оказались привязаны бинтами к спинке кровати.

– Прекрати! Отвяжи меня! – крикнула она, задыхаясь от подступающей паники.

– Отвяжи меня?… – усмехнулся безумец с бледной, точно бумага, кожей и ядовито-зелеными волосами. Его рука сомкнулась у нее на шее, не позволяя отвести взгляда от его безумных голубых глаз. – Отпусти меня?.. – перекривил он ее слезные мольбы.

– Мистер Джей, – прохрипела девушка, – прошу вас. Не делайте мне больно… Не убивайте меня…

– Больно? – рассмеялся он. – Да что ты знаешь о боли?

Патриция почувствовала, как холодный металл уперся ей в грудную клетку у самой диафрагмы. В нем она безошибочно узнала дуло пистолета, хотя никто до этого не грозил ей оружием.

– Барбара Гордон, – хрипло произнес он, склоняясь к самому ее уху.

Огромные ладони, немного неуклюжие, но нежные скользили по ее плечам, за ними следовали нежные поцелуи и едва уловимый шепот. Отголосок «Темного сонета».

– Я выстрелил ей в спину.

Тонкие длинные пальцы, невесомо касаясь внутренней стороны бедра, ласкали ее, доводя до исступления. Она чувствовала горячее дыхание и бархатные поцелуи, которые заставляли ее открываться навстречу и протяжно стонать, несмотря на приставленный к груди пистолет и угрозы самого опасного безумца.

– А потом насиловал ее, – его пересохшие, точно прошлогодняя листва, губы коснулись ее виска, будто это был поцелуй, – пока она была в сознании. – Патриции не надо было видеть его лица, чтобы знать, что этот псих улыбается.

Легкие, точно бриз, прикосновения, заставили ее забыть обо всем, кроме солоноватого запаха океана, бесконечной теплоты прогретого заходящим солнцем песка и радостного пения птиц. Он знал каждое ее желание, знал, о чем она мечтала, потому что сам был этой мечтой.