– К...кто?

– Бес в пальто. Неопознанный небесный промысел - вот кто. Мы же его покорные слуги. Ликбез - слыхал? Ликвидация безобразий, - пояснил он.

Сережечка тем временем положил трубку и взглянул на Борисова как-то совсем не по-здешнему. В чем заключалась нездешность его взора, сказать было трудно. Но Павел очень явственно эту постустороннесть почувствовал.

– Это сразу разумом не понять, - продолжал рассекречиваться Данилов.
– Непонятное невероятно. Мы же вероятны вполне. Можешь считать, что мы Исполнительный Комитет. Можем что-нибудь для тебя исполнить - арию или танец, 'Сударушку' или 'Дубинушку', например.
– Он даже сплясал для наглядности.
– Понял теперь? Не понял...

– Налей-ка, брат, за успех, - сказал Сережечка.

– Новеллу про голую бабу слышал? Воспринял?
– спросил Павла Данилов, выливая в два стакана коктейль.
– Есть, видишь ли, догадка, что ты тоже сунул свой совок. Что этот инцидент, наводящий на выводы, и к тебе имеет касательство. И твои скромные похождения, вернее, слухи о них, куда надо дошли. Нет, зря я расписался в своем расположении к тебе.

– А я бы не стал расписываться, я б погодил, - сказал Сережечка.
– Впрочем, есть версия, что сей кочегар в процессе надругательства не участвовал, а только пиджаки подстилал. Не взяли в долю. Поэтому близко не подходил, приставал на расстоянии. Если он эту версию нам подтвердит, то может рассчитывать на смягчение участи.

Он поправил на шее шарфик и продекламировал не относящиеся к делу стихи, следуя, очевидно, традиции - сопровождать начало каждого нового возлияния четверостишием.

– Буря мглою небо кроет

Бык Фома корову кроет

Кутюрье пиджак кроит

Голь на выпивку троит...

– Алексерг Пушкин, - отрекомендовал Данилов.
– Присоединяйся третьим к нам, машинист. Чем стоять в проеме двери, глядя на нас со сдержанным ужасом.
– Он протянул Павлу стакан.

'Это что-то невероятное, - встряхнул себя Павел, отворачиваясь от предложения.
– Я сплю?'

– Нихьт дринькен, - сказал Данилов, поднимая стакан. Видимо, таков был его тост.

– Прозит, - отозвался Сережечка и закусил языком выпитое. Это была латынь.
– De omnibus dubitandum.

– Все подвергать сомненью, - перевел Данилов.
– Принцип материалистической философии. А то может случиться так, что черта примешь за провинциального фокусника, а жабу за телевизор или табурет.

Что-то шевельнуло воздух. Словно поверьем повеяло. И Павел вдруг поверил поверью, и с обреченностью понял, кто на самом деле они, эти гости - заморские, заоблачные, запредельные. Страха особого не было. Скорее наоборот: он не то чтобы спокойствие обрел, но стал чувствовать себя уверенней, как только в вопросе с этими двумя пришлыми появилась какая-то определенность.

– Так вы - оттуда?
– спросил он, обращаясь в основном к Данилову, так как Сережечка в это время что-то латинское бормотал.
– Как добрались? На метро или на метле?
– попытался сострить Павел, но голос его пресекся. Однако его расслышали.

– Метла - что ты? Метро... Техника развивается с поразительной скоростью, оставляя позади звук, свет. Ваши средства передвижения давно устарели у нас, - сказал Данилов с полной серьезностью.
– И мы теперь, являясь действительностью, намерены довершить мщенье, начатое нами в прошлом году.

– Так это вы их... этих...

Данилов только плечами пожал.

– Как же вы их нашли?

– Язык до Киева доведет, - с полной славянской ясностью произнес Сережечка, отойдя от философической латыни.
– А до беды - так ещё скорей.

– Мы ведь чувствуем, где кто виноват, - сказал Данилов.
– Объяснять тебе - не поймешь. Считай, что телепатически. Вина нас притягивает, как вампира кровь.

– Елизарова, конечно, поискать пришлось. Все петлял да следы путал. Этот машинист-махинатор, бражник и труженик, часто места работы менял.

– Место мастера боится, - сказал Данилов.

– Только в этом году удалось изловить этого ловеласа.

– И жестоко расправиться с ним...
– мрачно добавил Павел.

– Пропорционально содеянному, - возразил Сережечка.
– Вы думаете, я серийный убийца, мультиманьяк? Или может быть, маньяк - он?
– Он указал на Данилова.

– Маньяк, конечно маньяк, - подтвердил Данилов.
– Надо, брат, поспешать и проваливать. А то уже полночи прошло, а у нас еще двое девушек не задушено.

– Эти женихи сами понесли возмездие от возлюбленной. Эта баба возвратной белой горячкой вернулась к ним.

– Шпарить людей паром - не наш метод. Да и лопатой их насквозь протыкать. Так что не надо вешать на нас эти четыре погибели, и тем более - мента. За мента даже там всего суровей наказывают.

– Он в последнее время все чеснок жрал, от нечисти. Вставил себе, подчиняясь дурному предчувствию, серебряный зуб. Крестами обвешался весь - не помогло.

– Против калача не устоял.