Палачом.

Мир заволакивала темнота, лёгкие отказывались сделать вдох…

Как выбраться из дома, где полно охраны? Как вырваться из камеры, дверь в которую заперта? Как спасти того, кого хочешь спасти? Как уничтожить кошмар?

«Окрасить этот мир в алый». Не так ли, господин Сатклифф?

Темнота — это абсолют. Абсолют, в котором нет ничего, даже воздуха. А значит, я обязана из него вырваться. Как тогда… Когда? Не знаю. Но когда бы то ни было, я спасусь.

Я открыла глаза и усмехнулась. Плевать, что демон не пощадит на своем пути простых смертных. Они — иллюзия. А мой брат должен жить, как и я. Поэтому пусть убивает. Я не буду сожалеть. И стану палачом.

— Себастьян!

Да. Клод на докладе. И не вернется до утра. А в иной мир Зов хозяина не проникает. Теперь лишь одно существо может нас спасти… если не решит предать. Он демон, и он может оставить меня здесь, надеясь, что аномалия проявит себя. Он может пожертвовать моим братом, чтобы выполнить задание. Он может обмануть. Но ведь он обещал не лгать… Вот только верить никому нельзя. Особенно демонам. Потому что в этом мире фальши держать обещания слишком сложно, а порой и вовсе нет желания…

«Себастьян!» — мысленно повторила я, но ответа не было. Темнота всё так же вдавливала меня в холодный пол, а верёвки впивались в запястья, которыми я продолжала двигать, не надеясь на успех, но и не собираясь сдаваться. А если он просто издевается, в ожидании моих слёз и мольбы о помощи? А если решил прийти, лишь если я унижусь перед ним? Он ведь демон… Да и наплевать. Умолять о помощи — удел слабаков. Рыдать на коленях перед сильным, прося пощады, — тоже. А я не собираюсь больше быть слабой. Ни жалея других, ни спасая собственную шкуру. Так что, если он не придёт, я все силы брошу на то, чтобы спастись самостоятельно. Но я не встану ни перед кем на колени.

Минута. Две. Тишина. И только моё собственное дыхание, да глухие удары глупой сердечной мышцы не давали поверить, что эта комната — склеп, и вокруг только смерть. Значит, он нас предал. Отлично. Значит, я дождусь утра и позову Клода. Плевать, если и он предаст. Тогда я дождусь тех, кто явится сюда, и буду грызться до последнего. Потому что… я хочу жить. И хочу, чтобы выжил мой брат. Но если встанет вопрос, кому выжить, мне или ему, что я выберу? Кого спасу в первую очередь?.. Хватит, Осипова. Не сейчас. Не думай о том, о чём не хочешь думать. В аквапарке ты уже сделала выбор — спасла себя, а не его, Алексея же спас отец. Так что хватит. Если история повторится, и перед тобой встанет тот же выбор, ты должна будешь его повторить. Спастись сама. Ведь так?.. Только почему сейчас это не кажется правильным? Почему я хочу, чтобы Лёшка выжил, несмотря на то, что он предавал меня не меньше, чем я его?.. Потому что он изменился? А может, потому что изменилась я?..

Я умру?

Нет, я буду бороться до конца. Изо всех сил. Я не изменюсь, и я не сдамся. Иначе это буду уже не я, а жалкая половая тряпка, которая не заслуживает права на жизнь. Борись, Инна. Разминай мышцы. Пытайся развязаться. Верёвка ведь уже немного ослабла…

Я продолжала планомерные движения руками, а горло жгло от жажды. Но это мелочи, без воды можно протянуть трое суток, хотя придётся пройти муки Ада. Но что такое Ад по сравнению с подземным переходом, где, словно в мясорубке, из живых существ делают кровавое месиво, а толпа, будто в китайском горшочке, куда закидывают насекомых, уничтожает всё на своём пути, затаптывая самых слабых — стариков, женщин, детей… лишь бы вырваться из этого кошмара. И не знает, что выхода у неё нет. Ведь сон не закончится до тех пор, пока ты не докажешь, что достоин проснуться. А ты просто хочешь жить, и честь уже не важна. Можно наступить на ребёнка, друга, брата… Только потом ты себя не простишь. Никогда. Ведь ты предал самого себя, убив других. Но разве это важно? Ведь ты всё же выжил. Но не проснулся — ночью те люди вернутся к тебе. И ты никогда не вымолишь прощения. Но знаешь, поменяйся вы местами, они бы тоже на тебя наступили. Потому что жизнь — самый ценный приз. И жить хотят все. Или почти все. И это не плохо. Это просто суть всего живого. А ещё, естественный отбор — это суть самой жизни. И те, кто хочет выжить больше остальных, выживают. Слабые же телом и духом погибают. Хорошо это или плохо? Это никак. Потому что такова жизнь, а она бесцветна. И ты можешь раскрасить её в те цвета, в которые захочешь. Она попытается нанести чёрные тона на холст, но ведь ты можешь добавить в три раза больше светлых. И тогда ты проснёшься. Но иногда светлые тона не помогут выжить. И приходится жить в алом мире. Есть ли шанс проснуться у того, кто идёт по трупам? Есть ли шанс спастись у того, кто предаёт самого себя? Не знаю. Стоит проверить!

Я выживу, несмотря ни на что. И я не проявлю слабость. Ведь выживает сильнейший!

Щелчок. Дверь распахнулась, и в чёрном проёме, зияющем, как врата преисподней, загорелось два алых костра. Алых, как кровь, алых, как боль, алых, как эта чёртова жизнь. Он пришёл. Не предал. Не солгал.

— Себастьян…

— Да, госпожа.

Два голоса, странно спокойных в этом чёрном Аду.

— Мы с братом должны выжить любой ценой.

— Любой?

Ни издевок, ни насмешек — лишь констатация факта.

— Абсолютно. Даже если придётся сделать этот мир алым.

— Это приказ?

Глаза, похожие на капли крови, горевшие адским огнём, ждали команды.

— Да, Себастьян. Это приказ.

Больше сомнений не будет.

— Yes, my Lady.

Демоническое танго можно танцевать только на углях. И мы его станцуем. До самого конца.

До смерти.

Поклон, улыбка, вспыхнувшее в красных глазах странное удовлетворение. Улыбка в ответ, такая же жестокая и беспощадная, движения рук, не замерших ни на секунду, безразличие. Впервые в жизни я решила стать палачом, и почему-то мне на это было наплевать. Наплевать даже на то, что всегда волновало — на мнение окружающих, призывающее меня «быть как все» и не выделяться ни пацифизмом, ни излишней жестокостью. Я всегда была жестока, но давила это в себе, чтобы не привлекать излишнее внимание. Хватит. Сейчас я верю в свою правоту, а остальное меня не волнует. И это к лучшему. Потому что я больше не хочу ни в чём сомневаться.

Внезапно верёвки упали с моих рук, а демон, подошедший так быстро, что я и не заметила, с улыбкой произнёс:

— Я обещал, что не буду лгать Вам, и, соответственно, не предам. Но знайте: служить беспощадному хозяину мне интереснее, нежели мягкосердечному. Потому не забывайте эту улыбку, госпожа. Она Вам к лицу.

— Без язвительного комментария ты ни одной фразы сказать не можешь. Тебе не надоело? — я встала, опираясь на стену, но ноги держали плохо. — Пора спасать моего брата. И мне плевать, как ты это сделаешь.