Это время жатвы.

Я замахнулся последним ножом, но уже знал, что не успею. А в следующую секунду рёв Косы Смерти слился с грохотом выстрела.

Я не метнул нож — не успел. Но пуля, которая летела мне в лоб, была срезана на подлёте, а голос Грелля Сатклиффа, странный, так не похожий на его обычное жеманство, вдруг процедил, с ненавистью и странным вдохновением:

— Я не позволю тронуть Лёшечку. Не позволю нарушить мои правила. Я окрашу весь этот мир в алый. Навсегда!

Рёв бензопилы походил на плач чудовища, скорбевшего на могиле брата. Карие, невыразительные глаза человека, полные жгучей ненависти, с ужасом смотрели на акулий оскал Красной Смерти. Лучше бы он сгорел в том огне…

В следующую секунду алый плащ взметнулся к небу, и жнец тенью скользнул к солдату. Грохот выстрелов, треск костра, крик. Паника на лице человека и дождь. Красный дождь, который падал на зелёную траву. Оседал на щеках солдата. Превращал его форму в мокрую тряпку с краями, изорванными возле зияющей дыры на груди. Как раз в том месте, где вращающаяся цепь пилы рассекла плоть вместе с костями.

Грелль усмехался, оскалив острые зубы. Стекла очков блестели в свете пожара. А дождь всё падал и падал…

Окрашивал мир в алый.

И я впервые подумал, что смерть — это не то, чему можно поклоняться. Это то, что нужно уважать.

— Не тормози, — меня толкнули в бок, и голос Инны заставил меня отвернуться от уже рухнувшего в траву солдата, рассечённого Косой Смерти. А из раны на его груди медленно, но верно поднимались к небу ленты киноплёнки, запечатлевшие каждый кадр его жизни. Грелля же эти записи нисколько не заинтересовали, хотя в его обязанности жнеца входит их просмотр, — он алой тенью скользил по траве и смеялся, смеялся, смеялся… И пули врезались в его тело, не причиняя Смерти никакого вреда, а Коса опускалась на смертных, словно рука божественного проведения.

Грелль Сатклифф выполнил своё обещание.

Мир стал алым.

Мы перебегали от дерева к дереву, а вслед нам летели пули тех, кто предпочёл гнаться за убегающей дичью, а не сражаться с голодным львом. Спасибо зарослям, они дарили нам надёжную защиту. Спасибо старым револьверам, дававшим осечки, требовавшим перезарядки и обладавшим отнюдь не идеальными прицелами. И спасибо тому, что солдаты в синих мундирах отнюдь не являлись снайперами… Порой Динка оборачивалась и метала ножи, хоть так за время бега ни разу и не попала, но скоро её запас, как и мой, иссяк, и мы просто продолжали эту бессмысленную гонку.

Внезапно за нашими спинами раздался грохот, и, обернувшись, мы увидели, что на двоих из наших преследователей упала ветка дерева. Краем глаза я отметил, что ветка была совсем сухой, старой, а солдаты, скорее всего, целились в Инну. И впервые в жизни я понял, что её и впрямь защищает нечто большее, чем мифические существа, какие-нибудь демоны или же ангелы. Её защищала сама судьба. Рок. Фатум. И это пугало даже больше, чем если бы перед нами стояло чудовище, сломавшее ветку, которая превратила двух мужчин в изломанные, смятые манекены.

Ещё несколько солдат замешкались, и Инна нырнула в заросли кустарника, потянув меня за собой. Динка ломанулась следом, и мы скрылись из поля зрения преследователей, правда, вслед нам тут же понеслись пули. Странная гонка на выживание продолжилась, и я вдруг осознал, что мы бежим не в сторону чащи, а куда-то левее, ближе к деревне, но явно не собираясь туда возвращаться. Судя по звукам, солдаты продолжали гнаться за нами, и я понял, что Инна решила увести их в сторону, противоположную той, куда могли пойти индейские женщины. И впервые за этот день я вдруг почувствовал уважение к своей сестре. Не благодарность, не удивление, а именно уважение…

Проплутав по лесу ещё минут пять, мы выскочили к устью небольшой речушки с каменистым дном, которая удивления ни у кого не вызвала — возле деревень всегда были источники воды. Инка же ухмыльнулась и кинулась на противоположную сторону совсем не глубокой — мне до колена — реки. Выбравшись на сушу, мы, под руководством Инны, притаились за одним из огромных кустов (это, блин, теперь моё новое место прописки!), и она извлекла из рюкзака пару газовых баллончиков, зажигалки и фонарик. Вот хомяк…

— Струю газа направляй на их одежду, — скомандовала Инна и отдала один из баллонов Динке. — Здесь речка, если они додумаются кинуться в воду, спасутся. И, надеюсь, не будут больше приближаться. А патроны у них не бесконечны.

— Фонарь зачем? — озадачился я, не желая думать о словах сестры, и вышеозначенный предмет был отдан мне.

— Это не фонарь, это свето-шоковое лазерное устройство «Поток». Себастьян вчера добыл по моей просьбе. Кажется, ограбил ради этого склад МВД.

Чё? Она подбила демона на кражу со взломом? Инн, ну ты даёшь… Крута, мать, ничего не скажешь.