— У нас есть два револьвера! — вдруг крикнула Дина, и я чуть не подпрыгнул на месте. — Мы не на вашей стороне, но и не имеем ничего против вас. Просто дайте нам уйти, и никто больше не пострадает. Вы видели, какое у нас есть оружие, и знаете, что теперь у нас ещё и револьверы. Просто дайте нам уйти. И мы вас больше никогда не побеспокоим.

— Вы — пособники краснокожих! Вы на стороне Британии? Плевать! Вам отсюда не уйти!

— Зря.

Почему-то этот ответ, спокойный, холодный и поразительно безразличный, не содержавший ни капли угрозы, был в сто раз страшнее, чем любое обещание немедленной расправы.

Ей всё равно ей просто всё равно Боже она не видит разницу между жизнью и смертью ей просто всё равно и так будет всегда запомни это не изменится ей всё равно!!!

Меня трясло, Инну тоже, люди, скрытые деревьями, о чём-то тихо совещались, Грелля не было видно, а Дина пустым взглядом смотрела на пистолет, словно её здесь и вовсе не было. Ей и правда было всё равно.

— Инна, отдай обоймы.

Даже знать не хочу, зачем они ей. Но Инна отдала требуемое, не произнеся ни слова, а Дина вдруг зашептала:

— Я открою огонь по их укрытию, а вы бегите. Я буду бежать последней, прикрывать отход. Только сначала — красный. Мы должны поджечь лес.

Это речь сумасшедшего, решившегося на суицид с товарищами, что ли?!

— Хорошо.

Инна трясущимися руками достала из сумки последний термос, и Динка начала поливать зажигательной смесью кусты прямо перед собой, а затем выплеснула оставшееся горючее вещество в сторону солдат, и оно разлилось по земле, пропитывая траву и сухие ветви. Сестра подползла к краю плотного зелёного укрытия и приготовилась бежать, сев на корточки. А затем грохот выстрелов стал сигналом к бегству. Инна кинулась в мою сторону, но со стороны солдат тоже зазвучали выстрелы, и сестра вдруг рухнула, зацепившись ногой за корень дерева. Быстрое движение ног, и она перекатилась за мой куст. Я подтащил её к себе, и в этот момент впервые понял, насколько же ей на самом деле страшно видеть смерть. Её трясло, глаза лихорадочно блестели, кожа была белая, как мел, а губы шевелились, повторяя, как мантру, одно и то же.

«Это просто сон, ты спишь, всё исчезнет, как только ты проснешься, это не правда, такого не бывает в жизни, да, бабушка?»

И так по кругу, по кругу, по кругу… Я никогда не задумывался о том, как Инне удалось сохранить рассудок, побывав в таком количестве катастроф, увидев столько смертей, а теперь понял. Бабушка. Она говорила ей, что этого всего нет, и Инна поверила. И продолжает верить. Потому что реальность её уничтожит.

Я поймал сестру за рукав и потянул к краю куста. Дина уже села на корточки, приготовившись бежать, а я включил фонарик и начал водить лазером по тому направлению, где, скорее всего, прятались солдаты. Тихий вскрик сообщил, что в одного я попал, остальные, скорее всего, закрыли глаза, чтобы не попасть под действие луча. В этот момент Динка щёлкнула зажигалкой и со всех ног кинулась к нам, не глядя стреляя в сторону реки — ведь в Инну палили и оттуда тоже. Мы с сестрой тоже подскочили и бросились бежать, а вслед нам неслись пули, но густо растущие деревья не позволяли попасть тем, кто был за рекой, а взметнувшееся к небу пламя отвлекало тех, кто находился рядом. Треск огня сливался с криками, призывавшими не дать нам уйти, грохотом выстрелов и биением моего собственного сердца. Оно, кажется, хотело пробить дыру в груди и, переломав ребра, упасть на землю — лишь бы подальше от плена… Но мы всё бежали и бежали, а сердце всё так же билось по ребрам, не в состоянии спастись.

Не знаю, куда и как мы мчались — дороги мы явно не разбирали, хотя Инна задавала направление бега, так что на счёт неё я уверен не был. Но лес вскоре начал редеть, и мы оказались перед той самой деревней индейцев, которую покинули всего пару часов назад, и которую уже оставили солдаты. Вот только это была не она. Вместо вигвамов стояли чёрные, обугленные ветки, на некоторых ещё плясали языки пламени. Вместо жителей, столпившихся в круг и обсуждавших пришельцев, лежали исковерканные, лишённые скальпов тела.

«Ты знаешь, как снимают скальп?»

Лучше не знать, лучше не смотреть, лучше не понимать… Но я понимал. И я видел. Видел кровь, видел боль, видел смерть. Некоторые тела, лежавшие рядом с тем, что некогда было вигвамами, тоже обуглились, и в воздухе витал тошнотворный, страшный запах.

Запах смерти.

Там, на поляне, где сгорели (они заслужили) солдаты американской армии, запах был другой. Там не было отчаянья. Там не было детей, у которых срезали кожу вместе с волосами. Там не было женщин, по которым проскакали лошади.

И там не было борьбы.

Да, чёрт возьми, да! Коренные американцы, знавшие, что умрут, шли на смерть с высоко поднятой головой, а в невысоком кольце огня прибывшие с другого континента люди (они заслужили, чёрт побери!), решившие захватить этот, бежали прочь от огня и многие — от тех, кто этот огонь зажёг! Там пахло страхом. Здесь — борьбой. И только один запах был общий.

Красная смерть.

— Бежим, — Дина дёрнула меня за руку, и я вздрогнул, словно меня ударили электрошоком.

«Не трогай меня».

Почему? Это же Дина. Моя лучшая подруга Дина, которая всегда…

Ей всё равно чёрт возьми ей всё равно!

Я тряхнул головой, схватил Инку за рукав и потянул к деревне. За нами наверняка гнались, но мне было уже всё равно. Сил не осталось. Ни на что. Инна тут же начала тушить какой-то тряпкой один из вигвамов, на котором остались ещё не до конца догоревшие шкуры, и как только огонь утих, мы втроём спрятались за этим ненадежным укрытием, распластавшись по земле и попытавшись стать как можно незаметнее. Дина зарядила пистолет, и щелчки, звеневшие в тишине мёртвой деревни, казались неестественно громкими. А может, это был всего лишь обман моего сознания… Мы затаились, а из леса выскочили шестеро солдат, но вполне возможно, что скоро их будет больше, и тогда…