Иногда его изображали уже с мечом в руке, и Сангуэле нравилось рассматривать его длинные бледные пальцы, крепко сжимающие рукоять. Он выглядел невероятно органично, словно меч был продолжением его руки, и перед сном она часто представляла, как Ксавьер наносит удары врагам. Иногда в качестве врагов она представляла людей, но чаще - свирепых животных. Ксавьер не отсиживался в замке: он сам ходил на охоту в Леса. В отличие от обоих нынешних князей, он знал, как победить и кабана, и волка, и медведя; а то, что он делал это в ближнем бою, восхищало ее двое больше. Обычно охотники изматывали дичь стрелами, не подходя, пока животное не ослабнет. Но Ксавьер, если верить преданиям, не любил луки. Он встречался с добычей один на один. И всегда побеждал.

Думая о том, как этот властный и сильный король встретил свою смерть, Сангуэла плакала в подушку, сжимая в пальцах простыню. Это было безумно несправедливо. Воин, способный сразить кого угодно в честном бою, просто исчез, не оставив даже потомства - потому что его дети тоже были уничтожены. При этой мысли она испытывала настоящее отвращение и к Королю, и к Дрейссену, и ко всей столице с ее теплолюбивыми жителями... А когда королевство праздновало четыре декады со дня Объединения - Сангуэла тогда была еще подростком, - по всем островам играли спектакли под названием 'Ледяной Король'. Сангуэла вспомнила, что именно тогда в столице устроили турнир, на котором совсем юный Хеддрик сразил Ордвига. А она не поехала в столицу. Накануне отъезда они все вместе смотрели спектакль, и от его жуткой правдоподобности ей сделалось дурно. Актеры были невероятно убедительны, и хотя главную роль играл мужчина, совсем не похожий на картинки в учебниках, от представления в жилах стыла кровь. Жути добавляло то, что спектакль устроили в замке, как раз в бывшем тронном зале - и пусть настоящий Ксавьер был убит на Ледяном острове, от этого было не легче.

Актер в пышном белокуром парике и с карикатурно большим мечом сидел на троне и разглагольствовал о том, как он ненавидит 'столичных фермеров'. 'Сколько бы сюда ни вошло солдат, я убью каждого из них!', - восклицал он, потрясая оружием. Рядом сидела актриса, изображающая его жену, и качала на руках сверток, который должен был служить младенцем. Рядом плакали двое детей.

Но когда в тронный зал ворвались 'солдаты', они не дали 'Ксавьеру' никаких шансов. Они растерзали всю его семью, отчего Сангуэла горько плакала, пока толпа кричала и свистела. Позже вечером она слегла в кровать, а ее мать долго сокрушалась, что юной девочке не стоило смотреть такое жестокое представление. Потом вся ее семья уехала, и Сангуэла осталась в замке на попечении нянек. Она лежала в кровати и почти ничего не ела, отчего стала еще бледнее обычного, держа в руках книгу с портретом Ледяного Короля.

***

Сангуэла открыла глаза. Она сидела у двери Ксеона, наверное, не больше десяти минут, но все ее тело ныло и жаждало двигаться. Она осторожно поднялась с пола, стараясь не шуметь. Каждый шорох платья в тишине замка казался ужасающе громким, и она была почти уверена, что Ксеон знает, что она все еще здесь.

Уставшим взглядом княжна посмотрела на дверь. Как в тумане, она припомнила события дня: обед, известия про охотников, тренировку Хеддрика и неприятную встречу с Ксеоном. Вспомнила, как он назвал ее... Как поблагодарил за свечи, когда она выбегала из комнаты. Воспоминания на полу затмили все, и ей стало казаться, что ничего этого не было, что ей просто стало дурно, и она потеряла сознание здесь, возле гостевых покоев, и Князь не приезжал погостить, а комната пустует. Она даже потянулась к двери, чтобы войти и убедиться, но остановилась. Нет, что бы там ни было, а с ума она не сходит. Ксеон там, внутри, он читает про Объединение, а может быть, просто смеется над ней, и если она войдет, она не получит ничего, кроме новой порции унижений.

В отчаяньи княжна подумала, что ее никто даже не может защитить, потому что она никому не признается, что приходила к Ксеону ночью. Чтобы подавить стон, она укусила себя за палец в перчатке. Нужно уходить. Уходить к себе в комнату и держаться подальше от этой двери, от Ксеона, от Хеддрика, от всей этой ледяной процессии. Хоть бы они все уехали в Леса и никогда больше не возвращались, как те тринадцать охотников, о которых они так пекутся.

Сдерживая слезы, Сангуэла направилась к лестнице. Ей показалось, что она слышала едва уловимые шаги за дверью, но останавливаться не стала. Она всей душой ненавидела того, кто в эту секунду располагался в лучшей спальне для гостей.

***

Прейсс открыл глаза и вслушался в тишину замка. Чаще всего он просыпался первым, уверенный, что важные дела лучше делать утром, но сейчас было слишком рано даже для него. Он повернул голову к окну. Ставни были закрыты, но он и так знал, что снаружи царит непроглядная тьма. Светать начнет лишь через несколько часов, когда обитатели замка позавтракают и разойдутся по делам. И это было идеально. У Князя было много планов.

Но думать о делах было сложно, когда Прейсс чувствовал рядом с собой дыхание жены. Он приподнялся на локте и заглянул в ее лицо. Глаза, по его глубокому убеждению, были самой прекрасной ее частью, но даже с прикрытыми веками она оставалась неотразимой. Он вспомнил, как ему пришлось покинуть ее вчера, чтобы отдать Ксеону книгу, и как он застал ее уже спящей, когда вернулся в комнату. Ему хотелось искупить свою вину.

Он медленно провел рукой под одеялом, чтобы найти ее теплое, хрупкое тело, укутанное в ночную рубашку. Нальмера была не такой теплолюбивой, как ее супруг, да и покрывала в их постели отлично защищали от холода, поэтому ее ночные одежды всегда были легкими, едва уловимыми. Прейсс даже был не до конца уверен, что она одета, скользя рукой по ее бедру. От тела спящей женщины исходил жар, отчего ему захотелось прижаться к ней полностью, но он нарочито медленно вел руку выше, чтобы продлить волнующую игру.

Князь и Княгиня ночевали в общей постели уже больше трех милий, но он по-прежнему не мог сдержать юношеского волнения, когда вот так украдкой начинал ласкать ее под меховыми одеялами. Он не видел ее тела, но ощущал его, вспоминал его изящную бледность, каждую ее частичку, неоднократно покрытую его поцелуями. Пальцы Прейсса переместились на живот Нальмеры, и он услышал, как ее дыхание участилось. Не отрывая взгляда от ее лица, он заметил, как приоткрылись пухлые губы, и задумался в который раз, видит ли она сны в такие моменты. Да и вообще, спит ли она? Может быть, она просыпается одновременно с ним, а потом просто лежит и наслаждается, не подавая виду?.. От этой мысли он улыбнулся с шутливым укором.