— И ты нужна мне, — его рука скользнула по столу и сжала её руку. — Давай просто начнём всё сначала и не будем торопить события.

— Отрицая всё, что было до этого?

— Ни в коем случае, — поспешно сказал Роланд. — Даже с учётом того, что было, есть множество моментов, которые должны произойти раньше, чем-то, чего ты добивалась той ночью. Мы можем составить список.

— Вещей, которые должны произойти, — она снова улыбалась, протянув ему уже обе руки. — И как выбрать? Что должно быть обязательно?

— Нам решать.

— Мисс, ваш заказ, — крикнул девушке продавец.

— Мне пора, — Коль встала, чтобы уйти. — Нужно отнести еду и себя к Робин.

— Можно с тобой? — поинтересовался Роланд. — Или у вас большие планы?

— Вовсе нет. Пойдём.

Коль сомневалась, что там могли быть большие планы. Судя по всему, Робин была обкурена, если не хуже.

На деле оказалось хуже. Робин была абсолютно невменяемой. Когда они пришли, Робин играла на гитаре, а звук вывела сразу в двух направлениях: на усилитель и наушники. Так что кричать и звать было бесполезно. Робин заметила их только лишь потому, что порвала струну, которая едва не рассекла ей лицо, со свистом разрезав воздух всего в паре сантиметров от её носа. Тогда она прекратила играть и кинулась на пакет, принесенный для неё.

— О, курочка! — обрадовалась Робин. — Умираю, как жрать хочу. Спасибо, подруга.

Роланд же был по-настоящему зол.

— Ты совсем сдурела?! — вспылил Роланд. — Укурилась в хлам. Даже не прячешься! Сколько я тебе говорил?! Заканчивай!

— Не читай мне нотаций, Роланд! — рыкнула Робин.

— Нет уж! Ты их выслушаешь!

Робин закрыла уши руками и принялась мычать, а потом попыталась убежать от Роланда, который упорно старался заставить её себя выслушать.

— Отстань, а? — пропищала Робин. — Мне это нужно! Я добьюсь… Добьюсь… Я так близко…

— Нет, Робин, — твёрдо сказала Коль. — Не близко. И тебе это не нужно.

— Тебе это не нужно, — сказал Роланд, встряхивая Робин и заглядывая ей в глаза.

Робин на мгновение выпала из реальности, но потом вернулась и сказала следующее:

— Но кое-что нам действительно нужно… Я знаю, что делать. Мы должны вернуться в лес.

Коль и Роланд обменялись тревожными взглядами.

***

Он смирился со смертью, он почти хотел умереть, но не умер. Он ненадолго терял сознание, а очнувшись, по-прежнему пребывал в темноте, но всё слышал и был точно уверен, что жив.

— Единственный выбор, который делает человек, — это выбор между жизнью и смертью. Но особо одарённые умудряются танцевать где-то на границе, — раздался над ним голос Тёмного. — Я сейчас о тебе, между прочим.

Голд поднялся и обхватил больную голову руками.

— Давай вставай, — велел Тёмный. — Ты же не собрался на самом деле тут умирать?

— Уходи… — слабо попросил Голд. — Оставь меня. Даже умереть нельзя спокойно. Радует, что я тебя не вижу.

— Увы, — весело пропел Тёмный. — Зато слышишь. И тебе придётся меня выслушать. Ня!

Голд начал злиться и двигаться, а каждое движение причиняло ему невыносимую боль.

— Назови мне хотя бы одну причину, почему я должен тебя слушать?

— В отличие от тебя у меня нет сотрясения мозга? — шутливо спросил Тёмный. — Вставай! Тут идти совсем недалеко.

— Я ничего не вижу, — обречённо сказал Голд, не способный разлепить отёкшие веки.

— Я буду твоими глазами, — тихо ответил на это Тёмный. — Как раньше. Просто дай мне руку.

И Голд сдался, дал ему руку и с его помощью добрался до лавки. Внутри он с облегчением упал на стул и сдёрнул с себя галстук, потом снял пиджак, испытывая нехватку воздуха и одновременно озноб — смешанный с сывороткой яд вступил в силу.

— Ты знаешь, ты мог бы просто галстуком его задушить, — с безумным энтузиазмом предположил Тёмный, — Уж это мы умеем. Мягкий ты стал… Не удивительно, что подыхаешь.

— Замолчи, демон…

— А где моё «спасибо»?

— А что это изменило? — устало спросил Голд. — Я всё равно умру. Разница лишь в том, что меня здесь найдут.

— А ты не хочешь быть найденным?

Голд долго не отвечал, размышляя. Он считал, что заслужил собачью смерть за одно своё стремление к смерти, за любовь, которую он этим оскорблял, и за неодолимую жажду жизни, которая всегда была ему присуща наравне с фатализмом.

— Все умирают в одиночестве. Я всего лишь не желаю создавать иллюзию того, что это не так. И не вижу в этом ничего плохого, — честно ответил Румпель. — Тем более, что я уже найден тем, кого не хотел бы видеть.

— О, это ты обо мне?! — игриво удивился Тёмный. — Или о самом себе? Брось, Румпель! Ты хочешь жить, а сейчас даже больше, чем когда-либо! Спаси себя!

— Я ничего не вижу! — гневно выпалил Румпель. — Я даже не знаю, от чего мне спасаться! Потому я и умру!

Он почувствовал, что снова начинает терять сознание.